Тайна дважды убитой
Шрифт:
Мужчина показался знакомым. Где она могла его видеть? Точно, тот самый разночинец… Оставалась сущая мелочь. Понять, кто его отправил. Установить контакт, но незаметно для Ирландца. И передать весточку Фёдору. Ей почему-то хотелось верить, что его детектив наблюдает за нею именно по его поручению.
Глава 38. Поединок
Первая мысль, что пришла в голову Фёдору — тихо, как в гробу. Он, конечно, пока был не в деревянном ящике, но близко к нему. Даже через одежду ощущалась холодная сталь: кушетка
— Ох, господин Иванов, — услышал следователь голос бальзамировщика. — Почто вы в следство пошли? Столько работ, столько работ! Все ворота для дворян открыли. Вот например… Императорский судья. Не работа, а мёд! Сахар. Ну или, не знаю… Министр. Министр освещения! Чем он там занимается? Куда светит? Но — министр. А вы — в следство. Тьфу!
Голова кружилась. Фёдор медленно открыл глаза. Попробовал пошевелить конечностями. Ничего не вышло. Да куда там, даже шея не слушалась. Он мог только лежать и смотреть в потолок. Запах тлена, царивший в помещении, стал невыносим. Следователь попробовал двигать челюстью: работает. Язык тоже слушался, хотя ощущался чужим.
— Вы хоть понимаете, какое преступление совершаете? — произнёс Иванов и не узнал свой голос. Сухой, севший.
— О! — сказал мужичок.
— Что — о?
— На вы со мной заговорили, господин полицейский, — объяснил злодей. — До этого только тыкали. Аки ножом в агнца.
— Не морочьте мне голову! — прохрипел Фёдор. — Понимаете ли вы, что вас ждёт виселица?! И это в лучшем случае. С вас живым спустят шкуру! Подняли руку на полицейского. Но если сейчас же отпустите…
— Понимаю, — ответил бальзамировщик. — Виселица, а как же. Ещё будут плетями лупцевать. Шкуру сдерут так и так. Не отпущу, нет. А что делать?! Вы ж меня уничтожите.
— Я вам приказываю освободить меня, — потребовал Фёдор, однако голос его дрожал. Обидчик рассмеялся.
— А то что? — спросил преступник. — Ордер мне выпишете? Али приказ? Не могу я вас освободить. Не могу, даже не просите. Вы не бойтесь. Всё сделаю легко, быстро. Ничё не ощутите. Уже грею раствор. По вене раз — и всё.
Голова следователя тоже оказалась прикреплена к столу. Должно быть, у того были специальные ремни для конечностей и шеи. Запах стоял непередаваемый. Фёдор лихорадочно соображал, как ему выбраться из этой западни. Он мог бы воздействовать на сознание бальзамировщика, но для этого нужно установить с ним зрительный контакт… Да и действует это не на всех.
— Что вы делаете? — спросил Иванов, увидев, как над ним склонился мужчина.
— Буду делать посмертный макияж, — вздохнул бальзамировщик, избегая прямого взгляда. — А что остаётся? Надо ж мне как-то нервы успокоить. Я, знаете ли, люблю мертвецов. Они всегда меня выслушают. Всегда спокойны, никогда голос не повышают.
— Где тело Ксении?
— Хотел бы я знать, — вздохнул бальзамировщик. — Загадка. Тайна! Ксения… Какая девчушка...
Раздался стук в дверь. Деликатный, мягкий. Мужичок подошёл к следователю,
— Счас будет неприятно.
С этими словами он запихнул своему пленнику в рот грязную тряпку. Кислый вкус — лучше не знать, от чего. Иванов пытался её выплюнуть, выдавить языком, но не смог. Бальзамировщик заклеил рот медицинским пластырем. Теперь не то, что говорить — мычать стало невозможно. И пока следователь в ужасе вращал глазами, сверху его накрыли плотным брезентом.
Фёдора буквально прижало к столу, стало тяжело дышать. Накатила паника. Он постарался успокоиться, ведь в возбужденном состоянии кислорода тратится ещё больше. Иванов мог дышать, но лишь через нос, мелкими глотками. Тело мгновенно пропитал пот. Голова стала чугунной.
— Задыхаюсь! — думал он. — Погибаю…
Следовало замедлить работу сердца. Этой технике его учили в Крыму, в армейской части. Надо же, пригодилось! Фёдор будто отстранился, попытался заглушить все жизненные процессы. Это происходит не с ним… Не с ним. И тут — голос. Знакомый голос, который слышно даже сквозь брезент. Сердце вновь стало бешено колотиться, тратя бесценный кислород.
— Простите, что без звонка, — произнёс Георгий. — Знаете ли, я действую по поручению Фёдора Иванова…
— Не буду ничего говорить, — огрызнулся бальзамировщик. — Не буду. Не хочу, не заставите! Убирайтесь. Ордер где, а?
— Откуда же такая агрессия? — примирительно сказал стажёр. — Всего несколько вопросов… Меня очень заинтересовало ваше ремесло. И, знаете ли, этот дух смерти… Очень будоражит. Захватывает. Уместно ли такое говорить, но… Мне отчего-то захотелось женщину, пока я был тут. Необязательно даже живую.
Смешок, а после него — молчание. Тишина стала такой густой, что Фёдор слышал биение своего сердца. Вновь попробовал пошевелить руками или ногами, но ничего не вышло. Если Георгий и заметил нечто необычное, то виду не подал.
— Ремесло как ремесло… — выдохнул мужичок. — Бабу он захотел! Все покойников боятся. А я…
— А вы — любите? — продолжил Георгий своим бархатным голосом. — Не стесняйтесь. Мне можете сказать. Я сам — такой же.
Несмотря на все усилия Фёдора, его сердечный ритм вновь начал ускоряться. Его стажёр - извращенец, девиант! Следователь уже понимал, что умирает. Кислорода под брезентом катастрофически не хватало. Тело его сильно нагрелось. Ещё несколько минут, и процессы станут необратимыми. А тут ещё и стажёр признаётся в любви к покойникам.
— Такой же? — переспросил бальзамировщик, и вдруг прокричал незнакомое слово: — аякудани!
Раздался хлопок. Звуки падающих склянок.
— Ливадо! — вскричал Георгий. — Семо!
Сильный удар тряхнул столик, на котором лежал следователь. Брезент медленно съехал в сторону. Кислород! Живительный кислород! Иванов сорвал пластырь, выплюнул тряпку и с хрипом втянул воздух. Ещё. Ещё. В этом состоянии его почти не волновало, на какой язык вдруг перешли любители мертвечины.
— Индерго! — закричал стажёр. — Ливадо!