Тайна "Сиракузского кодекса"

Нисбет Джим

— Ты был последним, — осторожно проговорил креол, — кто видел ее живой.

У меня слипались глаза.

— Нет!

Я попытался пристукнуть кулаком по столу, но промахнулся.

— Это я уже… слышал. А последним был тот… кто ее убил… Я… я…

— Да?

— Рассопливился. Совсем рассопливился.

— Совсем рассопливился?

Креол покачал головой. Даже Экстази с отвращением вздохнул, а Торговец Машинами захихикал.

— Высморкайте меня… мне… последний ее сморкал… Не я.

— Надо было колоть, — заметил Торговец.

Тут пискнул тамагочи. Умело разрушая напряженность,

что обычно свойственно рекламщикам, прерывающим телефильм, креол отложил дубинку и взялся за свою тамагочи.

— О, Зу-Зу, — приговаривал он, — моя маленькая надоеда.

И он суетливо защелкал кнопками Зу-Зу.

В шести дюймах от моего правого уха зарокотал, подобно дальнему грому, желудок Торговца Машинами.

— Уже проголодалась?

— Пятьдесят восемь фунтов, — креол внимательно прищурился. — У меня сто пять очков.

Торговец, томившийся от скуки, одобрительно присвистнул.

— Еще малость, — протянул Экстази, — и пора отправлять ее в колледж.

— Зу-Зу, ma petite [12] , — сказал креол, — пришла в этот мир, только чтоб умереть.

Он отложил игрушку в сторону и скосил глаза на меня.

— И как ты себя чувствуешь, братец Кестрел? Честность не одолела? А не то переходим к допросу через задницу. Дошло, братец Кестрел? — Он похлопал по дубинке. — Допрос через задницу.

12

Моя малышка (фр.).

Экстази подавил смешок.

Глаза у меня стали как щелки.

— Героин еще туда-сюда, — прошептали, немного приподняв голову, — а вот джина терпеть не могу.

Креол поднял дубинку и похлопал себя по ладони: раз-два, раз-два-три.

Я позволил себе лениво, бессмысленно ощериться — и это было несложно. Губы у меня онемели вроде пары дохлых змей. Тонкая струйка слюны скатилась на нижнюю, протекла по подбородку и повисла над рубашкой на груди.

Креол стрельнул глазами на полупустую пачку. Силу действия уличного героина предсказать невозможно. Вот когда его легализуют, судить об этом станет легче. А пока, не досталось ли Кестрелу слишком большая порция наркоты?

— Дай мне эту малютку, — пробормотал я, разбрызгивая слюну по столу, — дай мне этот большой черный член.

Креол уставился на меня недоверчиво округлившимися глазами.

— Целиком.

Все вокруг странно изменилось. Лениво сдвинувшись влево от меня, руки в карманах, сигаретка на губе, Экстази застыл. Торговец Машинами, голодный, злой и надменный, может, и не обратил бы на него внимания, но и он ощутил перемену и замер, не донеся сигареты до рта.

Креол тоже недоумевал. Мне полагалось быть укрощенным, запуганным и забитым — нервной развалиной, обработанной самодельной сывороткой правды и готовой выплюнуть все, что знает.

Приступ похоти в программу не входил.

Креол медлил. Не могли он ошибиться? Его неуверенность так и тикала, отмеряя секунды. Дубинка, безусловно, срабатывала уже не раз. В прошлые разы довольно ему было показать ее, и жертва раскалывалась. Приходилось ли ему хоть раз доходить до того, чтобы на деле изнасиловать непокорного героя,

превращая его — или ее — в болтливого доносчика? Во всяком случае, никто до сих пор не умолял его об этом. До сих пор.

Здесь он столкнулся с развращенностью, какой прежде не видал.

Далеко на рейде трижды прогудел сухогруз, и гудки эхом отдались в окрестных холмах — сигнал к неизбежному расставанию. Вода залива плескала об опоры здания. Временами все строение содрогалось от многотонной горы рассола. Пропитанное водой дерево, провисшие от времени проволочные канаты, заклиненные болты, ржавые железные стержни и перила стонали вокруг нас. На дальнем конце зала потрескивал в печи огонь. На плите булькала похлебка. Чайка с легким топотком опустилась на крышу.

Креол рассчитывал на растерянность и страх, а теперь он лишился их, своих ценнейших орудий. Как же это рычаг так провернулся? У него имелась жертва, накачанная наркотиком; их было трое на одного, была его здоровенная дубинка и не было, в пределах видимости, вазелина. Рамодельщик выпадал из колоды. Рамодельщик оказался тем одним из тысячи, кого не берет ни героин, ни джин, ни даже насилие?

Обвиснув на своем стуле, поглядывая сквозь щелки между ресницами, с глупой ухмылкой на лице, пуская слюни на рубашку, из-за своей маски накачавшегося извращенца я наблюдал, как проворачиваются колесики в голове креола под — крашеными, как я вдруг догадался — медными волосами.

Потом он сделал ход пешкой. Креол сказал:

— С этим придется погодить, братец Кестрел. Погодить, пока ты нам не расскажешь.

— Ох-х, — не скрывая разочарования, протянул я.

— Насколько мы знаем, — продолжал он, — а знаем мы немало, ты был последним, кто видел Рени Ноулс, когда при ней еще был… некий ценный предмет.

— Ценный!.. — повторил я, словно отчаянно шевеля мозгами. — Ты бы не мог выразиться чуточку точнее? Он был маленьким? Круглым? Или большим? Плоским или нет?

Лицо креола окаменело.

— Проклятье, братец Кестрел, ты бы и аллигатора вывел из терпения!

— Но я только и видел у нее предметов, что сотовый да бутылочка крепкого, — хныкнул я. — Почему вы мне не верите?

И тут креол сорвался. Он вдруг заревел:

— Оно не твое, ты, мудак!

И, приподнявшись на стуле, чтобы дотянуться через стол, он взмахнул дубинкой как косой, целя мне в голову.

Удар мог бы меня убить. Я пригнулся. Дубинка скользнула у меня по плечу, задев ухо — то самое ухо, которое уже кровоточило, — и ударила Торговца Машинами по левому локтю. При всех ее украшениях, она оставалась оружием, таким же опасным, как обрезок резинового шланга или плетеный хлыст. Если бы я не метнулся к Торговцу, если бы эта штуковина ударила меня прямо в висок, я бы точно очнулся под звук иных барабанов или не проснулся бы вообще. Экстази увернулся, и как раз вовремя, чтобы дубинка не покалечила какой-нибудь важный орган у него пониже ребер. Спинка моего шатнувшегося вбок стула ударила Торговца в бедро, и мы с ним и со стулом повалились на пол вместе. Сиденье прижало к полу его левую щиколотку, и она хрустнула, как мокрый сучок. Мы оба услышали этот звук. Торговец едва успел завопить, когда ребро моей ладони привело к встрече его нижней челюсти с диафрагмой.