Тайна убийства Столыпина
Шрифт:
– Нельзя допустить террор против государя, членов императорского дома и важных лиц. Вы обязаны проследить, чтобы все действия эсеров были ограничены.
– Азеф принял руководство Боевой организацией, – докладывал Герасимов, – лишь посоветовавшись со мной. Мы контролируем каждый шаг революционеров, знаем все их намерения. Я помню, как он пришел ко мне и сказал, что партия социал-революционеров предложила ему этот пост, и я, скрепя сердце, посоветовал ему принять предложение. Он колебался. Он знал, что двойная игра может ему слишком дорого обойтись. Но мы получаем необыкновенные
– Конечно, он потребует для себя хорошие условия. Как вы думаете, какие? – спросил Петр Аркадьевич.
– Единственное условие, что ни один из его близких товарищей не будет арестован. Взамен он гарантирует – ни одно из намеченных покушений на царя не будет осуществлено.
– Хорошо, это нас устроит, – сказал Столыпин, одобряя действия полковника. – Оговорите соглашение так, чтобы в будущем не было никаких недоразумений.
И джентльменский договор между полицейским и революционером был заключен. Но это явилось лишь первым шагом в усилении охраны государя, второй состоял в том, чтоб извлечь конкретную выгоду из соглашения. Здесь уже все решал сам Герасимов.
Обычно охрана действовала при выезде государя по вполне обычной схеме: как только дворцовый комендант извещал о поездке государя в Петербург из Царского Села или Петергофа, где он обычно жил, столичный градоначальник мобилизовывал все полицейские силы для охраны его величества. Наряды устанавливались на всем пути следования, и в глаза сразу бросалось оживление полиции. Из-за ее нервозности и количества сохранить поездку в тайне не удавалось.
Герасимов поступал иначе. Узнав о поездке государя от дворцового коменданта, он сразу же находил Азефа, чтобы определить, где в данный момент находятся террористы, каковы их планы, и, выяснив все подробности, сообщал во дворец, может ли состояться поездка государя или нет.
Обычно Герасимов говорил:
– Сегодня нет, лучше послезавтра.
О своей информации Герасимов сообщал только Столыпину. Никто не был в курсе, какие события предшествуют поездкам Николая II.
Первым поднял шум градоначальник. Он звонил Герасимову, требуя разъяснений.
– Мои люди доложили, что сегодня видели государя на Невском проспекте, так ли это?
– Да, так.
– Но это невозможно! Почему об этом не извещен я? В таких условиях я не могу нести ответственность за охрану государя!
– Не беспокойтесь, – утешал его Герасимов. – Всю ответственность я беру на себя.
Градоначальник обращался к Столыпину, но тот, заранее посвященный в планы Герасимова, оставлял все жалобы без последствий, многозначительно говоря:
– Рад, что вы поставили меня в известность. Я переговорю с полковником Герасимовым, потребую от него разъяснений.
Не все шло так гладко, как хотелось. Однажды Азеф примчался к Герасимову разгневанный, метал громы и молнии:
– Ваши люди арестовали Карповича! Как вы могли такое допустить? Вы ставите меня под удар! Ныне мое положение совершенно невыносимо! И до этого ареста против меня было подозрение, а теперь оно усилилось. Если взят человек,
– Надо во всем разобраться! – утихомиривал его Герасимов.
Азеф краснел, как рак, глаза его были гневными.
– Мне надоела такая жизнь! Я устал! Я не могу сотрудничать с вами! С меня довольно! Ухожу. Можно ли жить среди вечных тревог? Я уезжаю за границу!
– Бросьте вы это – ухожу, уезжаю! Возьмите себя в руки и действуйте, как всегда, с умом. Арест Карповича еще не беда. Я сделаю так, что в скором времени он будет освобожден и основание для освобождения будет отменным – вас не заподозрят.
– Вы должны освободить его хитро, – советовал, успокоившись, Азеф. – Так, чтобы его арест показался случайным…
После скандала, который ему устроил агент, Герасимов поспешил к министру.
– Кто такой этот Карпович, из-за которого поднялся такой скандал? – поинтересовался Столыпин.
– Его ближайший помощник, вроде адъютанта, Петр Карпович, бывший студент, тот самый, который покушался на министра народного просвещения профессора Боголепова. Был приговорен к двадцатилетней каторге, но бежал из Сибири и, вернувшись в столицу, предложил свои услуги Азефу.
Столыпин задумался.
– Что вы предлагаете?
– Отпустить его на волю, – сказал Герасимов, – иного выхода не вижу.
– Только сделайте это, Александр Васильевич, аккуратно. Как вас просит Азеф.
Выпустить арестованного на волю вовсе не означало открыть перед ним засов: иди куда хочешь, занимайся чем желаешь. Надо было так тонко организовать «побег», чтобы ни сам арестованный, ни его товарищи по партии не почувствовали подвоха. И потому Герасимов сам занялся этим делом, не передоверяя никому.
Сделав равнодушное лицо, как будто бы он действительно не знает, кто перед ним, полковник объявил Карповичу причину ареста.
– Мы подозреваем, что у вас фальшивый паспорт. Вас отправят на родину, где власти установят вашу личность.
Карпович, конечно, решил, что его не узнали. Отправка на родину его волновала меньше, чем нахождение в камере Охранного отделения, пока выясняли, кто он на самом деле.
Доверенный чиновник полковника получил секретные указания: при переводе арестованного из тюрьмы Охранного отделения в пересыльную предоставить тому возможность побега.
– Сделайте вид, что к нему безразличны, что вы глупы, наконец, безответственны, – напутствовал Герасимов чиновника. – Мне все равно, как вы это сделаете, но дайте ему возможность бежать. Инициатива должна исходить от него. Не стройте ему препятствий. Надо так отпустить Карповича, чтобы у него создалось убеждение, что он вас обхитрил. Вы поняли меня?
– Так точно, ваше благородие!
И чиновник повел арестованного в пересыльную тюрьму, переодевшись в форму надзирателя, чтобы не возникло подозрений, и, как бестолковый надзиратель – бывают же такие! – все делал небрежно, словно был занят своими мыслями и совсем не думал о служебных обязанностях.