Тайна Высокого Замка
Шрифт:
И мальчики не успели даже опомниться, как их уже выволакивали из толпы какие-то люди в гражданской одежде.
По пустынным, онемевшим улицам, с наглухо закрытыми окнами домов, переодетые гестаповцы гнали трёх мальчиков, время от времени давая им затрещины.
— Обман!.. Всё у вас обман! — упирался Петрик, утирая кровь, побежавшую у него из носа.
— Заткнись! — сквозь зубы процедил тащивший его гестаповец и ещё раз ударил мальчика по голове.
На площади Смолки
Мальчиков ввели в кабинет следователя гестапо.
— Так ты говоришь, што витил, кто сделал пожар? Скаши, я буду наказать! — миролюбиво улыбался следователь. Его ноги в ослепительно начищенных сапогах покоились на мягком пушистом ковре под письменным столом.
— Ты не бойся, Йоська, скажи… — шепнул Петрик, подталкивая локтем товарища.
— Я видел… Это сделали ваши… немцы… — робко проронил Йоська.
— Ай-ай-ай, — закатил глаза немец и незаметно нажал под столом кнопку.
Вошли два солдата.
— Ап!
Йоську подхватили под руки и вынесли.
— Ма-эм-м-м!
Этот душераздирающий вопль замер где-то в коридоре.
Как и прежде, словно ничего не произошло, немец продолжал улыбаться.
— Ай-ай-ай, украинишь мальтшик не можна верит юд! Ком до дому, до дому…
Он даже протянул Петрику шоколадку.
Лицо и руки Петрика стали горячими и влажными. Испытывая острую ненависть к гестаповцу, Петрик захотел схватить со стола массивную чернильницу и стукнуть улыбающегося немца.
Видя, что Петрик не берёт шоколадку, гестаповец протянул сё Васильку. Тот шоколадку взял, но губы его оставались упрямо сжатыми.
Тут их и выпроводили из кабинета.
В вестибюле, освещённом синей, маскировочной лампочкой, солдат пнул мальчиков в спины, и те, как мячики, вылетели на улицу.
Глава третья. Судьба товарища
— Айн, цвай, драй… — бесстрастно отсчитывает немец с эмблемой «мёртвая голова» на фуражке.
— Шнель!
Много дней провели дети в тёмном и смрадном подземелье. Сейчас, ослеплённые внезапным дневным светом, совершенно голые, грязные, они испуганно жмутся друг к другу. Среди них и Йоська.
— Шнель!
Два верзилы с засученными рукавами дулами автоматов загоняют детей в кузов грузовой машины.
— Шнель, шнель, шнель!
Сидеть приходится на корточках, так, чтобы не выглядывала голова из-за борта кузова.
Машина мчится узкими, кривыми улицами и останавливается на глухой окраине.
Люди в белых халатах и белых колпаках встречают измождённых детей
Долгое время Йоська не понимал, чего хочет от него немецкий доктор с холодным блеском глаз и тонкими извилистыми губами.
— Я не хворый, — робко защищался мальчик, когда к нему приближались палачи в белых халатах.
— У меня ничего не бо-ли-ит!
Но они набрасывались на Йоську. И он уже не мог сопротивляться, а только дико мычал, словно это могло испугать и остановить тени в белых халатах.
После впрыснутых лекарств Йоська постепенно слеп и терял сознание.
Неизвестно зачем, немцы долго, терпеливо возвращали его вновь к жизни. И опять кололи, и опять он слеп…
— Это учёные. Они опыты делают, — шепнул как-то Йоське совсем обескровленный мальчик с синеватыми веками, как у мертвеца.
— Опыты? Зачем?..
— Не знаю, — печально покачал головой мальчик.
Швея Ноэми — мать Йоськи, часто говорила: «Ничего не значит, что мой сынок худенький, зато он крепкий».
Да, Йоська был крепким. Это не раз говорили и его палачи.
Однажды, когда ему стало лучше, он стоял в полутёмном коридоре и с тоской думал о матери, Петрике, друзьях.
Вдруг Йоська услышал рядом голос девушки-уборщицы:
— Швыдко, йды за мною… Якщо зможеш вырватись, розкажи людям правду про те, що тут бачив. Мы звидсы жыви вже не выйдемо.
Она провела Йоську в тёмный подвал. Там показала на маленькое окно. Мальчик с её помощью залез на штабель дров и пополз к окну.
— Выйдешь на Медову Гроту, — шепнула спасительница. — Обережно… дывысь, щоб знову сюды не потрапыты…
Так бывает только во сне. Йоська хочет идти, а ноги отказываются двигаться. Но надо уйти, во что бы то ни стало уйти поскорей от этого жуткого серого дома.
Над городом прошумел весенний дождь. Но солнце уже снова выглянуло из-за редких туч.
Йоська не замечает, что на деревьях лопнули почки, и оттуда с любопытством глядят на мир первые зелёные листья.
Что стоило для Йоськи прежде пять-шесть раз в день бежать на Княжью гору к их пещере! А теперь…
Больше двух часов бредёт он по Пекарской улице, чувствуя, как через каждые несколько шагов у него темнеет в глазах, звенит в ушах… Но мысль о встрече с матерью, Петриком, друзьями подгоняет его.
На Сербской, около монастыря бернардинов, Йоська остановился, прислонясь к стволу каштана. Дерево было старо и тёмная, ноздреватая кора на стволе местами совсем отвалилась. Около дерева, в углублении каменных плит, поблёскивала лужа, Йоська увидел в ней своё отражение и отшатнулся.
— Что это со мной стало?!