Тайна Золотой долины. Четверо из России
Шрифт:
Рудольф сгреб нас своей здоровой ручищей, положил на себя.
— Хотите вернуться на родину? — неожиданно проговорил немец. — Что молчите?
Мы не знали, как себя и вести, до того странным было поведение молодого Фогеля.
— Ну? — неестественно улыбался он. — Хотите?
— Допустим, хотим, — проговорил я. — От этого же ничего не изменится.
Рудольф сел и протянул мне руку:
— Слово германского офицера! Через два дня я возвращаюсь в Россию и беру вас с собой.
Я посмотрел на Димку.
Наконец, подняв взгляд на немца, Дубленая Кожа спокойно произнес:
— Не морочьте нам голову, господин обер-лейтенант!..
Но германский офицер вместо того чтобы обидеться, начал расписывать чистоту и искренность своих намерений. Он, видите ли, возмущен тем, как обращаются с нами его родные. Он даже может сослаться на такую-то конвенцию, которая воспрещает подобное отношение к побежденным…
— Мы не побежденные! — огрызнулся я. — И вы нас никогда не победите!
Немец опешил. Он прервал свои излияния, посмотрел на меня и расхохотался:
— Чем больше я вас узнаю, тем все больше и больше люблю. Вы — настоящие патриоты! И даже, если вы по возвращении на родину начнете действовать против нас, я буду вас уважать.
«Пой, ласточка, пой! — думал я в это время, про себя. — То-то мы не видели, как уважают фашисты советских патриотов». Мне снова припомнилась фотография, которую я видел у Карла.
— Вы знаете что-нибудь про партизанку? — спросил я обер-лейтенанта в упор.
Фогель вздрогнул от неожиданности. Взгляд его трусливо забегал.
Быстро справившись, однако, с собой, немец нагло уставился на меня своим обычным мечтательным взглядом:
— Какую партизанку ты имеешь в виду?
— Ту, что вы повесили.
— А, — равнодушно протянул обер-лейтенант. — Нет, не знаю…
Но я-то видел, что он все помнит. Ну как можно было верить после этого «благородным» словам Фогеля!
— Идемте домой, — предложил, как ни в чем не бывало наш «защитник». — Я скажу, чтобы вас приготовили в дорогу. Нельзя же ехать в таком ужасном виде.
Мы пошли с ним, не зная, верить или не верить неожиданному счастью.
Дорогой Рудольф болтал о том, о сем, расспрашивал, откуда мы родом, как жили у себя дома, и, наконец, задал вопрос, который сразу меня насторожил:
— А где вы познакомились с дядей?
— В Золотой… — я тут же прикусил язык, подумав, что весь-то разговор Фогель затеял ради этого вопроса.
— Что такое «сёлётёй»? — переспросил он, насторожившись, подозрительно глядя мне в лицо.
— Золотой — это… это прииск, — не моргнув глазом, соврал я.
— А что там делал мой дядя?
— Сторожил золото… Раньше он был хозяином, а потом стал вроде сторожа…
— Да? — недоуменно переспросил Фогель и вдруг громко расхохотался, — очень остроумно. Очень, очень…
Теперь
— Господин Фогель! — невинно предложил я. — А почему бы вам не стать владельцем богатств Золотого прииска?
Фогель сделал вид, что дядюшкины богатства его совсем не интересуют. Он презрительно махнул рукой и усмехнулся:
— Мне кажется, старый дурак напрасно рисковал… Он, наверно, сторожил не золото, а какие-нибудь блестящие камешки.
— Что вы, — притворно возмутился я. — Паппенгейм — большой специалист. Разве он не мог бы отличить золото от камней?.
— Ты думаешь? — внимательно взглянул на меня Фогель. — А сам ты видел золото?
— Конечно! — воскликнул я. — Вот спросите Димку: мы не только видели золото, а даже набрали целых два мешочка… И ваш дядя, когда увидел это, даже стрелял в нас…
— Вот старый дурак! — усмехнулся Рудольф. — А теперь вам нечего бояться. Теперь вы под моей защитой.
— А вы дадите нам немного золота, если мы вам покажем месторождение? — спросил, подмигнув мне, Димка.
— Какой может быть разговор! — воскликнул, окончательно выдав себя, Фогель. — Я вас вознагражу, как вы даже и не мечтаете.
Итак, не успев вырваться из когтей Паппенгейма, мы попали в не менее страшные лапы Фогеля. Вся эта его болтовня о хорошем отношении к нам — чепуха! Да и что могли мы ожидать от человека, который вешал партизан. Он нуждался в нас, потому что мечтал отыскать Золотую Долину. А дальше… Он нас повесит или отправит в концлагерь!
Но не отказываться же от поездки на Родину! Пусть с Фогелем, пусть с самим Гитлером — только бы попасть домой, а там мы найдем способ улизнуть!
Мы вернулись с поля веселые, не чуя под собой ног от радости.
— Все, Левка! — крикнул я, входя в амбар. — Через два дня едем домой.
Левка даже привстал со своей соломы, но тут же повалился на спину, побелев, как бумага. Мы бросились к нему.
Через несколько минут Левка усмехнулся:
— Вот проклятый Карл! Так изувечил, что ни повернуться, ни встать. Как же мы поедем?
И только тут мне пришла в голову мысль: Фогель не захочет возиться с больным и оставит Левку здесь. Возьмет ли он Белку?
Между тем Фогель уже подыскал для нас одежду и шел с ней, весело улыбаясь.
Я попросил Белку принести теплой воды. Мы с Димкой сбросили с себя пропахшую потом, вонючую одежду, вымылись и принялись одеваться. Надели на себя нижнее белье, от которого уже успели отвыкнуть, сверху коричневые рубашки, штаны.
— А это надо? — спросил Димка, кивая на длинные желтые чулки.