Тайная политика Сталина. Власть и антисемитизм.
Шрифт:
В действиях Сталина явственно обозначилось стремление осуществить в кратчайшие сроки тотальную психологическую мобилизацию общества, возродив в населении господствовавший в стране в первые послереволюционные десятилетия дух защитников осажденной со всех сторон крепости. Но достижению этой цели препятствовала инерция победной эйфории народа, принесшего неисчислимые жертвы за право на достойную мирную жизнь и продолжавшего в большинстве своем симпатизировать бывшим союзникам. То же самое можно сказать и о подспудной деидеологизации советского общества, которая заметно усилилась с конца 30-х годов (с момента заключения пакта с Германией и укрепления позиций в советском руководстве номенклатурной технократии во главе с Маленковым и Берией), достигнув своего пика в годы войны (роспуск в угоду западным демократиям Коминтерна, частичная реабилитация Русской православной церкви [709] ).
709
То, что Сталин осенью 1943 года пошел на восстановление патриаршества, стало во многом следствием того патриотического вклада, который внесла Русская православная церковь в борьбу с врагом. Тем не менее даже несмотря на то, что будущий патриарх Сергий еще в ноябре 1942 года назвал Сталина «богоизбранным вождем воинских и культурных сил России», тот не позволил ему использовать прежний титул — патриарх Московский и всея России, и потому руководству церкви пришлось заменить присутствовавшее в нем дореволюционное название страны на архаичное — Руси.
Чтобы пресечь дальнейшее всенародное «почивание на лаврах», Сталин уже в конце 1946 года отменил празднование Победы над Германией,
710
РГАСПИ. — Ф. 17. — Оп. 162. — Д. 38. — Л. 129–133.
Закономерным результатом начавшейся пропагандистской перестройки стало и отстранение в том же 1946 году технократа-хозяйственника Маленкова от руководства идеологической сферой. Сталин резонно полагал, что с «закручиванием гаек» в духовной сфере успешней справится такой опытный партфункционер гуманитарного склада, как Жданов. И вождь не ошибся. Его избранник, сохранивший приверженность революционно-большевистской догме, несмотря на слабое здоровье, с таким энтузиазмом взялся за реализацию послевоенного идеологического курса диктатора, что данный политический феномен вошел потом в историю под мрачноватым названием «ждановщина». И хотя на самом деле Жданов лишь публично разыгрывал те сценарии, закулисным автором которых был Сталин, это не мешало ему воспринимать их как собственные. Фанатично убежденный в государственной важности порученной ему миссии, он, по заслуживающему доверия свидетельству, рассуждал примерно так:
«Положение достаточно серьезное и сложное. Намерение разбить нас на поле брани провалилось. Теперь империализм будет все настойчивей разворачивать против нас идеологическое наступление… И совсем неуместно маниловское прекраснодушие: мы-де победители, нам все теперь нипочем… Наши люди проявили столько самопожертвования и героизма, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Они хотят теперь хорошо жить. Миллионы побывали за границей, во многих странах. Они видели не только плохое, но кое-что такое, что заставило их задуматься. А многое из виденного преломилось в головах неправильно, односторонне… Среди части интеллигенции, и не только интеллигенции, бродят такие настроения: пропади все пропадом, всякая политика, хотим просто хорошо жить. Зарабатывать. Свободно дышать. С удовольствием отдыхать… Настроения аполитичности, безыдейности очень опасны для судеб нашей страны. Они ведут нас в трясину… В литературе, драматургии, кино появилась какая-то плесень. Эти настроения становятся еще опаснее, когда они дополняются угодничеством перед Западом: «ах, Запад!», «ах, демократия!», «вот это литература!», «вот это урны на улицах!». Какой стыд, какое унижение национального достоинства!» [711] .
711
Шепилов Д.Т. Воспоминания // Вопросы истории. — 1998. — № 5. — С. 11.
Пробой нового идеологического пера стала уже упомянутая выше пропагандистская кампания, развернувшаяся вокруг имен Ахматовой и Зощенко. Не случайно в принятом по ее результатам постановлении ЦК от 14 августа 1946 г. впервые прозвучала резкая критика литераторов за дух «низкопоклонства по отношению ко всему иностранному» [712] . Осознав именно тогда, какую роль сыграл Александров в подготовке этого постановления, Жданов, видимо, окончательно решил избавиться от этого «троянского коня» Маленкова в аппарате ЦК. К тому же, противоречивым образом исповедуя как революционный пуризм, так и окрашенную в умеренно патриотические тона русскую национально-культурную эстетику, главный партидеолог не без основания полагал, что Александров и его креатура в пропагандистских структурах («александровские мальчики»), отказавшись на деле от революционных идеалов, марксизма, духовной культуры, погрязли в стяжательстве, циничном карьеризме и устройстве собственной «красивой жизни» (скупка антиквариата, картин, погоня за гонорарами, премиями и т. п.) и скатились в болото аполитичности и безыдейности [713] . Рассуждая таким образом, Жданов не мог объективно не выступать против шовинизма и антисемитизма, «привитых» «александровским мальчикам» их своеобразным духовным отцом Сталиным. Не понимая или не желая понять этого важного обстоятельства, Жданов заранее обрек себя на поражение в номенклатурной борьбе, которое, в свою очередь, обернулось для его ближайших сподвижников трагедией.
712
Большевик. — 1946. — № 15. — С. 12.
713
Вопросы истории. — 1998. — № 5. — С. 11–12.
«ДЕПО “КР”».
В подготовке и проведении следующей крупной пропагандистской акции, явившейся как бы своеобразным ответом Сталина на известную «доктрину Трумэна» — декларацию американского внешнеполитического курса о поддержке «свободных народов» и «сдерживании коммунизма», с которой президент США выступил в конгрессе 12 марта 1947 г., ведущая роль отводилась уже не Александрову, устранение которого с поста начальника Агитпропа стало вопросом времени, а ставленнику Жданова М.А. Суслову, назначенному 22 мая секретарем ЦК [714] [715] .
714
Под непосредственным руководством Жданова Суслов начал работать с 1944 года, когда его, первого секретаря Ставропольского крайкома и горкома ВКП(б), назначили председателем бюро ЦК ВКП(б) по Литовской ССР и поручили «проведение мероприятий по решительному пресечению деятельности буржуазных националистов и других антисоветских элементов». Весной 1946-го Суслов по представлению Жданова был введен в состав оргбюро ЦК и утвержден заведующим отделом внешней политики ЦК. 17 мая 1947 г., то есть незадолго до назначения его секретарем ЦК, Суслов направил Жданову секретную справку о работе ВОКС, в которой отметил факт «засоренности» этой организации евреями и вскрыл «крупные политические ошибки» в ее деятельности, в том числе «укоренившееся низкопоклонство и угодничество перед заграницей и иностранцами, потеря бдительности и чувства советского патриотизма». Чтобы не быть голословным, Суслов сослался на «возмутительный случай», который имел место на заседании в ВОКСе 27 февраля по случаю 100-летия Т. Эдисона. Выступивший тогда академик М.В. Кирпичев, оказывается, «договорился» до того, что назвал Эдисона «тем идеалом, к которому все стараются стремиться», а американцев «замечательной нацией», которой следует подражать[1601].
715
РГАСПИ. — Ф. 17. — Оп. 3. — Д. 1065. — Л. 22.
Непосредственный повод к развертыванию новой кампании дало инспирированное сверху «дело Клюевой — Роскина», советских ученых-микробиологов (кстати, супругов), активно работавших с конца 30-х годов над проблемой биотерапии рака. Их исследования, а также публикации в советских научных журналах (в том числе и издававшихся за границей) не остались незамеченными. После войны деятельностью ученых заинтересовался новообразованный Национальный раковый институт США, который в сентябре 1945 года обратился через американское посольство в Москве к профессору Г.И. Роскину с предложением начать совместную работу. Столь заманчивая перспектива
716
Известия. — 1946. — 14 марта.
717
РГАСПИ. — Ф. 17. — Оп. 117. — Д. 598. — Л.123.
718
Американский генерал Смит пробыл послом в Москве до лета 1949 года, потом, возвратившись в США, находился в 1950–1953 годах на посту директора ЦРУ.
719
Есаков В.Д., Левина Е.С. Дело “КР” (Из истории гонений на советскую интеллигенцию) // Кентавр. — 1994. — № 2. — С. 58.
Такая схема сотрудничества, исходившая от представителя державы — вчерашней союзницы в войне, показалась тогда не только приемлемой, но и выгодной руководству Минздрава СССР и его кураторам в ЦК. 20 июня политбюро утвердило решение секретариата ЦК командировать в США академика-секретаря АМН СССР В.В. Парина, которому были переданы рукопись подготовленной Клюевой и Роскиным книги «Биотерапия злокачественных опухолей», ампулы круцина («КР») — их антиракового препарата, а также эритрина — вещества, которое синтезировал профессор Л.А. Зильбер, руководивший в ЦИЭМ отделом иммунологии и злокачественных опухолей [720] .
720
РГАСПИ. — Ф. 17. — Оп. 3. — Д. 1059. — Л. 80.
Однако начавшиеся в стране идеологические заморозки не могли не сказаться на зарождавшемся советско-американском медицинском проекте. Сталин вскоре поручает Жданову расследовать «подозрительный» факт посещения американским послом ЦИЭМа. И хотя 3 августа заместитель начальника УК ЦК Е.Е. Андреев доложил в секретариат ЦК, что данный визит был предварительно согласован с МИД, санкционирован руководством МГБ СССР и прошел без нарушения установленных правил, Сталин тем не менее не успокоился. По его указанию 7 августа Жданов направил материалы расследования на перепроверку в МИД, наложив на них недвусмысленную резолюцию: «… Я думаю, что Смита не нужно было пускать в институт…». Разумеется, чиновники МИДа быстро поняли, чего от них ждут наверху. В подготовленном ими новом экспертном заключении уже рекомендовалось, отказавшись от предложения Смита, противопоставить стремлению американцев заполучить образец «КР» «соответствующие меры предосторожности к недопущению просачивания какой-либо информации об этом препарате» за границу.
Добившись своего, Жданов переслал документы по «КР» В.М. Молотову [721] . Вряд ли это было просто бюрократической процедурой или аппаратной вежливостью. Известно, что в это время Сталин и Молотов вырабатывали позицию СССР в отношении американского проекта соглашения о международном контроле над атомным оружием. Этот так называемый «план Баруха» [722] должен был рассматриваться в конце года на сессии Генеральной Ассамблеи ООН. По мнению Сталина, выраженному в интервью английскому журналисту А. Верту, существовало два варианта выхода из атомного тупика: принятие международной конвенции о запрещении и уничтожении ядерного оружия или установление баланса в этой сфере путем ликвидации тем или иным способом атомной монополии одной страны [723] . Будучи прагматиком, Сталин скорее всего считал более реальным второе решение. Осуществить его можно было либо самостоятельно, изготовив собственную атомную бомбу, либо заставив американцев поделиться атомными секретами. Добиться последнего было задачей сложной, но в условиях международной политической ситуации лета — осени 1946 года выполнимой. К тому времени разработка советского ядерного устройства, осуществлявшаяся, кстати, с помощью тайно добытых американских секретов, находилась на начальной стадии, и конечный успешный результат этой титанической деятельности отнюдь не был гарантирован. Поэтому Сталин вынужден был хитрить и намеренно принижать военно-стратегическую значимость атомного оружия, заявляя, к примеру, что «атомные бомбы предназначены для устрашения слабонервных» [724] . Совсем не случайно и то, что 28 октября советская печать широко публикует письмо бывшего американского вице-президента Г. Уоллеса, известного своими про-советскими симпатиями, в котором тот попросил президента Г. Трумэна предать гласности секрет атомного оружия и уничтожить его на основании международного договора. На следующий день, выступая на заседании Генеральной Ассамблеи ООН в Нью-Йорке, Молотов потребовал того же самого, назвав «план Баруха» эгоистичным документом, призванным служить прикрытием американской атомной монополии. Впрочем, 6 ноября он несколько скорректировал свою позицию, сделав специальное заявление о том, что секрета атомной бомбы «давно уже не существует» [725] .
721
Есаков В.Д., Левина Е.С. Указ. соч. // Кентавр. — 1994. — № 2. — С. 59.
722
Американский финансовый и политический деятель Бернард Барух (1870–1965), являвшийся в свое время неофициальным советником президента Ф. Рузвельта и назначенный в марте 1946 года представителем США в комиссии ООН по атомной энергии, известен помимо прочего тем, что, выступая 16 апреля 1946 г. в г. Колумбия штата Южная Каролина, одним из первых произнес сакраментальное выражение «холодная война», ставшее символом целой эпохи новейшей мировой истории. В начале 1947 года Барух вышел в отставку. В политику возвратился в 1953 году, став советником президента Д. Эйзенхауэра.
723
Правда. — 1946. — 31 окт.
724
Там же. — 25 сент.
725
Правда. — 1946. — 28 окт., 31 окт. Внешняя политика Советского Союза: документы и материалы. 1949 г. — М., 1953. — С. 162–163.