Тайны Чернолесья. Пробуждение
Шрифт:
Проснулся от того, что откинулось одеяло, и холодный воздух коснулся обнаженной кожи. Теплое девичье тело скользнуло к нему в постель, тут же прогнав ночную прохладу. Певец решил, что это та черноволосая служаночка, что была с ним вчера, и прижал девушку к себе.
— Крея… ты все-таки пришла… — он не забыл еще, как неловко выставил ее утром, окончательно попрощавшись.
— Ах…
Тихий вздох, порывистые объятия, то, как она прильнула к нему… все было не таким, как вчера. Он осторожно провел рукой по волосам любовницы, чувствуя, что что-то изменилось. Вдохнув отличный от вчерашнего, знакомый и навевающий
— Нет! — нежные пальцы сильно сжали его ладонь, не давая осветить комнату. — Не нужно!
Тонкие руки обвились вокруг шеи, горячие губы попытались прижаться к его губам.
— Погоди… — он отстранился, привстав на постели. Что-то было не так.
— Я тут, зачем тебе свет? — горячий шепот коснулся уха. Девушка цеплялась за его плечи, никак не желая отпустить.
— Я сейчас, — мягко отодвинув ее руки, Роткив все-таки встал с кровати.
Вспыхнул неяркий свет, пламя осветило светлые волосы и смущенное личико Лисы. Она с вызовом глядела на мужчину.
— Что ты тут делаешь? — менестрель не был сильно удивлен, скорее рассержен.
Девушка натянула на себя одеяло и сжалась на краю постели.
— Я пришла к тебе. Раз они все приходят, то почему нельзя мне? — дерзко сверкнула она глазами из под растрепанной челки.
— Может потому, что тебя не приглашали? — молодой человек отвернулся, надевая штаны, а когда, справившись с завязками, снова посмотрел на нее, то увидел, что глаза ее полны слез.
— Чем я хуже остальных? — Лисания обиженно смотрела на него.
— Перестань. Ты мой друг. Я не могу поступить с тобой подобным образом, — он поднял с пола сброшенное ею платье, положил на кровать и снова отвернулся, — оденься. Тебе нужно уйти.
— Но почему? Почти два года я смотрю, как они приходят к тебе по ночам и уходят по утрам с загадочной улыбкой. Каждый раз разные. Красивые и не очень… такое чувство, что тебе безразлично, кто из них скрасит тебе ночь. Но ни разу за это время ты не позвал меня! Хотя я ждала… каждый день я жду этого! Что во мне не так?
— Ты не хуже… ты лучше, — Роткив присел рядом с ней, утирая льющиеся слезы, которые Лиса уже не пыталась скрывать, — такая девушка, как ты, заслуживает большего, чем одна или две ночи, проведенные в чужой постели.
— Не в чужой… в твоей…
— Прекрати. Я не стою твоих слез.
— Я люблю тебя, — она и не подумала начинать одеваться, продолжая сидеть прижавшись к нему.
— Вот поэтому ты и должна уйти, — от вида заплаканных серых глаз сжималось сердце, но он не мог изменить свое решение. — Что я могу тебе предложить? У меня нет ничего. Даже памяти, — с горечью добавил он.
— Мне ничего не нужно… только ты…
— Лиса, сейчас ты оденешься и пойдешь в свою комнату, а потом мы забудем об этом недоразумении.
— Это не недоразумение! Я хочу быть с тобой! Ты совсем меня не любишь? Как ты можешь меня так просто прогнать?!
У менестреля не поднялись руки ее выставить в таком состоянии. Он приобнял девушку, уткнувшуюся ему в плечо, и успокаивающе гладил по спине, пока рыдания не стихли, и она не уснула. Сам же Роткив, в размышлениях, не сомкнул до утра глаз. Осторожно переложил спящую на край, укрыл одеялом и покинул комнату.
Забытый светильник так и горел, пока не закончилось масло.
Как
Оседлав вороного, певец бросил его с места в галоп по направлению к вчерашнему озеру.
Зря… ох, зря все-таки он, наверное, так и не удосужился за время путешествия навестить алтарь Богини. В том, что память вернется, как только он коснется священного камня, Роткив не сомневался. Вот только воспоминаний он не хотел. Его устраивали эти два года, проведенные в дороге, когда ни о чем не нужно было думать и ничего не нужно решать. Песни, дуэли, скачки, женщины, которые не рассчитывают ни на что, кроме ласки и маленького знака внимания со стороны странствующего барда. Эдельвия… Коэнрий… Халан… Башанг… даже до Арамаи они добрались. Новые люди, обычаи, новые места… дорога… вот теперь Мароста. А дальше? Снова Эдельвия? Или путешествие по северному морю, на которое на днях намекнул неугомонный Теольдий? И никаких воспоминаний и никакой боли. Почему-то он не сомневался, что в забытом прошлом его поджидает что-то трагическое. До сегодняшней ночи он не хотел знать. Гнал от себя эти мысли. Топил в вине, песнях и разудалом веселии.
Но явление Лисании спутало его чувства. Сейчас, несясь верхом в бешеном галопе, менестрель пытался снова вытрясти эти думы из головы. Выбить их встречным ветром, снова вернуть хрупкое состояние бездумного покоя, которым жил еще вчера.
«Ах, Лиса… светловолосая разбойница с дерзким взглядом и нежными руками! Что же ты нашла в оборванном бродяге, подобранном на широком тракте? — ветер трепал длинные волосы барда, прохладный утренний воздух освежал кожу. — Что заставило тебя влюбиться в мужчину без прошлого и будущего?» Он ненавидел себя за то, что не может полюбить эту милую девушку так, как она того заслуживает и сделать ее счастливой на всю жизнь.
Озеро открылось внезапно из-за деревьев, и он, не останавливая коня, влетел в обжигающие холодом брызги, продолжая скачку по мелководью вдоль берега. То, что нужно для прояснения мыслей и упорядочивания чувств! Да! Он поедет к алтарю! Пусть это будет камень Серых Скал, раз уж они неподалеку от этого поместья. Сейчас он вернется и скажет Риммию, что согласен. Нужно вернуть себя, какую бы боль ни принесли с собой воспоминания.
— Виллем, друг мой, что произошло? Что с тобой? Почему в городе только и говорят о самоубийстве раскаявшегося в своих злодеяниях принце? Ты не успел? Стасий погиб, и это действительно его останки найдены в ущелье недалеко от Яльской крепости, как поговаривает народ? — Не переставая задавать мучавшие ее вопросы, Агния быстрыми шагами пересекала длинную комнату чародея, на ходу скидывая с себя дорожный плащ.
Заметив, наконец, что лежащий на кровати и не ответивший ей Виллем, смертельно бледен, бросилась к нему, присела у изголовья. Не говоря больше ни слова, девушка гладила и целовала разметавшиеся по подушке черные волосы, впавшие щеки, горящий лоб и пересохшие губы чародея, пока он не произнес едва слышно, посмотрев на Агнию затуманенным взглядом: