Тайны Фанкор-Зора
Шрифт:
Несколько скульптурных групп, тем не менее, уцелели. Матеос задержался около одной из них. Она изображала взрослого мускулистого мужчину в обычных для гладиаторов доспехах, не стеснявших движений и не мешавших публике его рассматривать. Меч и щит он бросил, они тоже были изображены в камне валяющимися у его ног. На руках гладиатор держал юношу, почти мальчика, его тело безвольно висело, голова была запрокинута назад. Из груди юноши торчала рукоять меча. Лицо мужчины выражало тоску и безраздельное горе. Он как будто показывал зрителям тело и безмолвно спрашивал: «Это то, чего вы хотели? Теперь вы довольны?»
При виде этой группы
– Мне вспомнился Рауль. У него было такое же лицо, когда на его глазах зарубили Миро.
Гладиатор молча кивнул. К ним подошел Андри. Маг горько покачал головой и обнял подругу за плечи. Все трое опустили головы, вспоминая о том злополучном дне, когда потеряли многих друзей, спасая короля Трезеньеля от заговорщиков. Только вот память Максимилиана Третьего оказалась очень короткой.
Но Матеоса вид скульптуры ранил куда больше, чем остальных.
– Этот амфитеатр был построен рабами для того, чтобы такие же рабы убивали в нем друг друга на потеху свободным, – с горечью сказал бывший телохранитель и сжал кулаки.
– Мне кажется, или эти статуи разрушены не временем, а людьми? – присмотрелась Виэри.
– Верно, – откликнулся Андри, – Когда началась война Пророка, рабы Фанкор-Зора подняли восстание. Вспыхнуло оно, если верить тем страницам из книги, отсюда, из гладиаторских казарм. Когда восставшие победили, они разбили статуи, восхвалявшие убийство одних на потеху другим. А эту вот оставили. Понятно, почему.
– Интересно, что сказал бы Пророк, если бы узнал, что рабство искоренить ему не удалось? – с горечью сказал воин.
– «Ничего страшного, зато я дал вам возможность убивать магов?» – так же горько усмехнулся чародей, – Я не защищаю ристери. Но они обладали огромными знаниями. То, что умеют нынешние маги, по сравнению с тем, что мы видим в этом городе, – всего лишь жалкие потуги учеников. Сколько же всего было утрачено… Надеюсь, хотя бы часть городской библиотеки уцелела.
От амфитеатра путь беглецов лежал через остатки невольничьего рынка, который в свое время, пожалуй, был еще более внушительных размеров, чем амфитеатр. От рынка все еще осталась череда каменных бараков, в которых торговцы держали живой товар, а также просторных клеток с крышами, дающими тень, куда рабов помещали во время торгов. Уцелело и несколько мощных мраморных помостов с мраморными столбами, на которых отлично сохранились массивные железные цепи. Эти тонкие колонны работорговцы использовали в качестве своеобразных витрин, размещая на них лучшие образцы своего товара.
Матеос приблизился к одной из клеток, задумчиво провел рукой по чугунной решетке и устало прикрыл глаза. Виэри с тревогой посмотрела на гладиатора и вяла его за руку. Эсса и Андри тоже подошли к Матеосу. Девушка неловко погладила его по рукаву куртки, а целитель ободряюще хлопнул по плечу. Бывший раб горько усмехнулся:
– Что ж, по крайней мере, теперь все эти клетки и помосты пусты. Идем отсюда.
Беглецы миновали невольничий рынок и двинулись дальше, туда, где уже виднелась башня – самое высокое здание в городе.
Глава 14
Волчий край, руины Фанкор-Зора, 2 глайфаста 1137 Эры Пророка, два часа пополудни.
Конрад спешил. Любое промедление приближало конец несчастного Армина. У оруженосца, похоже, начался сильный жар: то, что его тело стало горячим, несущий юношу Конрад даже через плотную одежду и толстый плащ оруженосца.
Иногда
Рыцарь-лейтенант старался тратить как можно меньше времени на поиск следов. Теперь это было несложно: в городе, кроме них и преступников, которых они преследовали, никого не было. Правда, на то, чтобы рассмотреть настолько древний и настолько хорошо сохранившийся город, рассчитывать не приходилось.
Конрад испытывал очень странное ощущение. Они шли по следам многих сотен тысяч людей, теперь совершенно забытых и даже представить себе не могли, что произошло с теми, кто провел свою жизнь в этом городе. Теперь горожане были забыты, их привычное существование полностью разрушено, и весь нынешний облик города свидетельствовал именно об этом.
Рыцари двигались вдоль роскошных особняков знати, двери которых были тщательно затворены, и мимо домишек бедных горожан, двери которых сгнили и теперь бесстыдно обнажали путникам свое неприглядное нутро. Заброшенные дома так и тянулись – улица за улицей. Такое зрелище наводило на ужасающую мысль. Каждый из этих многочисленных домов когда-то был родным и любимым очагом, принадлежащим семье, а теперь внутри покинутых строений не осталось ничего, кроме пустоты.
Едва выбравшись из мертвого парка, они прошли мимо незапертых лавок с едой, товар в которых давно успел испортиться, а потом истлеть. Следы вели преследователей и мимо других магазинчиков – с роскошной одеждой, которая рассыпалась в прах от одного только прикосновения, и ювелирных мастерских, как будто подтверждавших собой древнюю мудрость, что богатство бесполезно для тех, кто отправляется в последний путь. Единственное, что по-настоящему заинтересовало Конрада – это места, где торговали оружием и доспехами, но, чувствуя ответственность за жизнь юного Армина, рыцарь-лейтенант заставил себя не отвлекаться.
Рыцари миновали гигантский амфитеатр с разбитыми скульптурами гладиаторов. Одна из них, поистине колоссальная, не менее шестидесяти футов, изображавшая мускулистого воина в расцвете сил, вооруженного копьем, рухнула со своего пьедестала и теперь лежала, расколовшись на несколько частей, лишившись головы и рук, держащих копье. Не без содрогания Конрад прошел через целую аллею статуй, изображавших, как он понял, чемпионов гладиаторских боев. Как успел заметить рыцарь, не слишком хорошо знавший низкий диалект ристери, на каждом из пьедесталов было начертано имя, происхождение, возраст и причина смерти.
От амфитеатра следы беглецов привели преследователей к полуразрушенному рынку рабов. Все на этом позорном торжище с каким-то заботливым цинизмом было устроено так, чтобы доставить как можно больше удобств покупателям. Они могли рассмотреть «товар» со всех сторон. Почему-то Конраду вспомнилось, что Матеос, один из беглецов, которых они преследовали, когда-то был рабом. «Вот кому было больно от этого зрелища», – с невольным сочувствием подумал рыцарь. Да и самого Конрада, уроженца вольнолюбивого Эвермира, вид рынка рабов, пусть и давно заброшенного, привел в мрачное расположение духа.