Тайны горностая

фон Захер-Мазох Леопольд

– Ты полагаешь?

– Хочешь стать немного лучше других?

– Моя любовь к тебе не имеет границ, – поклялся Павлов, обнимая ее.

– Иди за мной и докажи это, – с фривольным смехом воскликнула Елизавета.

Она поднялась и, увлекая его за собой, пошла впереди в свою спальню, тускло освещенную лишь одной, свисающей с потолка маленькой лампой. На высоком помосте, к которому вели устланные коврами ступени, стояло по-восточному пышное ложе деспотичной сладострастницы. Четыре косматых фавна с лукавыми ухмылками на козлиных мордах несли на своих плечах кровать и вместе

с ними четыре красивые, облаченные только в пантеровые шкуры вакханки, крепкие руки которых одновременно, казалось, поддерживали балдахин, в то время как кажущийся парящим в воздухе маленький Амур стягивал наверху его складки. Царица уронила с плеч роскошную домашнюю шубку. В тот же миг Павлов в порыве жаркой страсти подхватил ее на руки и понес вверх по ступеням. Никогда еще не был он таким нежным, таким энергично-неистовым как сегодня, однако прекрасная деспотиня под градом его поцелуев странным образом почему-то все время вспоминала предостерегающие слова верного Разумовского, а когда взглянула на маленького проказливого бога любви наверху, его золотая стрела любви вдруг почудилась ей сверкающим кинжалом, занесенным над нею.

А что, если человек, на груди которого она сейчас покоилась, был убийцей? Эта страшная мысль внезапно пронзила ее с демонической силой, и она задрожала всем телом.

– Что с тобой, любимая? – спросил Павлов.

– Ничего, ничего.

– Странно. Ты трепещешь, тебя что-то пугает? – продолжал удивленный фаворит.

– Меня ничего не пугает, – ответила царица, быстро овладевшая собой, – если у кого здесь и есть причины испытывать страх, так это у тебя.

– У меня? Объясни мне, что ты подразумеваешь, – сказал Павлов.

Елизавета указала наверх и испытующе посмотрела ему в глаза, он покачал головой и улыбнулся, он не понял смысла ее необычного поведения.

– Если ты меня больше не любишь, – прошептал наконец он, – то трепетать, конечно, следовало бы мне.

– Отчего?

– От мысли, что могу потерять тебя, ибо после того, как я обрел твою милость, мне уже невозможно жить без тебя.

– Можешь успокоиться, – проговорила деспотиня и пухлыми руками обняла его за шею, чтобы торопливо поцеловать.

– Стало быть, ты любишь меня?

– Да, но это для тебя, однако, не повод избежать наказания, которое ты заслужил, неаккуратный поклонник.

– Ну, тогда накажи меня.

– Дождаться не можешь? – пошутила царица.

– Быть наказанным твоей рукой доставит больше наслаждения, чем быть услышанным любой другой женщиной, – пробормотал опьяненный любовью Павлов.

– Ты думаешь?

В этот момент кто-то энергично постучал в дверь.

– Что случилось? Кто там? – раздраженно спросила царица.

– Ваше величество, откройте, пожалуйста, сообщение крайней важности, – крикнул из-за дверей хорошо знакомый голос.

Елизавета узнала графиню Шувалову. Она поднялась, привела в порядок волосы и велела своему фавориту подать ей шубку, в которую и облачилась с недовольной медлительностью.

– Подожди меня, – сказала она затем и вышла в будуар.

Павлов услышал, как две женщины чуть слышно о чем-то поговорили, затем графиня

удалилась, а царица вернулась обратно к нему.

– Итак, мы остановились на моем наказании, – с бравадой начал он.

Красивая деспотиня взглянула на него и затем разразилась коротким и звонким смехом.

– Какой ты, однако, нетерпеливый. Разве у тебя, Павлов, мало причин бояться моей мести? Что ты скажешь, если я обойдусь с тобой гораздо свирепее, нежели ты ожидаешь?

– Повторяю тебе, что твоя жестокость станет для меня наслаждением, – ответил Павлов, обнимая ее.

– О, такое наслаждение я тебе доставлю! – быстро проговорила Елизавета. – Подойди, подойди ко мне!

Она быстрым движением развязала шелковый шнур, которым была подпоясана ее шубка.

– Что ты собираешься делать? – с любопытным удивлением поинтересовался Павлов.

– Связать тебе руки, – ответила Елизавета.

– С какой целью?

– Чтобы ты не смог сопротивляться, когда я буду доставлять тебе удовольствие, наказывая тебя.

Павлов со смехом протянул ей обе руки.

– Не так, – сказала Елизавета, одновременно заходя к нему сзади и крепко связывая ему руки за спиной.

– Ты еще можешь пошевелиться? – спросила она.

– Так же мало, как человек в руках своего палача, – ответил Павлов.

– Ты в руках твоего палача и находишься, – твердым голосом промолвила царица.

– Ты будешь жестокой?

– Такой жестокой, как ты того заслуживаешь, негодяй, – воскликнула Елизавета, с повелительной строгостью стоявшая перед ним в горностаевой шубке из красного бархата, уже больше не сладострастная возлюбленная, но только величественная судия, безжалостная деспотиня.

– Что это означает? – испуганно пробормотал Павлов.

– Вот видишь, теперь дрожишь ты, – с жестоким сарказмом продолжала царица, – изменник, убийца!

И совершенно так же как поступал в аналогичных случаях с заговорщиками ее великий отец, она стиснутым кулаком с размаху ударила его в лицо и затем за волосы пригнула его к земле, чтобы пнуть ногой.

В это время в покои вошла графиня Шувалова в сопровождении гвардейских гренадеров.

– Признавайся в своей вине, – крикнула царица Павлову, который с искаженным от смертельного страха лицом стоял перед ней на коленях.

– Мне не в чем признаваться, – пробормотал он.

– Ты лжешь, – с ледяным спокойствием обронила красивая деспотиня, – здесь находится твоя обвинительница.

Только теперь Павлов заметил преданную им любовницу, госпожу Грюштайн, которая выступила вперед из группы солдат и смерила его язвительным взглядом.

– Осознай, что у нас есть доказательства и что твое отпирательство тебя не спасет, – продолжала царица, – ты вкупе с другими недовольными составлял против меня заговор и взял на себя задачу убить меня.

– Гнусная клевета ревнивой бабы, – простонал Павлов.

– Ты думаешь? – возразила Елизавета с холодной улыбкой, которая заставила Павлова содрогнуться от ужаса. – Ну, мы в этом еще разберемся. Следует немедленно подвергнуть его пыткам безо всякого снисхождения и пытать до тех пор, пока он не сознается.