Тайны подводного Каспия
Шрифт:
Лицо царя побагровело. Он устремил на гостя испепеляющий взор. Позор, который испытали скифы, проиграв в этой битве македонянам, все еще жил в памяти. Его реакция подбодрила сатрапа, и он решил сделать последний выпад, чтобы, так сказать, штурмовать царя скифов и обезоружить его.
– Вам не следует уклоняться от битвы и держаться в стороне.Если вы не выступите вместе с нами против врага и допустите нашу гибель, то следующие земли, которые перейдут во владения захватчиков, будут ваши.
Царь, ничего не ответив, велел одному из слуг привести к себе троих наиболее уважаемых предсказателей. Спустя несколько минут в юрту прошествовали вызываемые лица. Энареи - женоподобные мужчины считались отдельной жреческой кастой и полагали, что искусство гадания им даровано
______________ * Скифы, некогда разграбившие храм богини Астарты (Иштар, Афродиты Урании) в сирийском городе Аскалон, полагали, что богиня наказала грабителей, поразив их потомков "женским" недугом, так называемой энареей (гермафродитизмом). Гермафродиты - жрецы богини Иштар. Астарта (Аштарт) - в др.-финик. миф. богиня плодородия, материнства и любви; астральное божество, олицетворение планеты Венера. Соответствует аккад. Иштар, шумер., Инанне и греч. Афродите.
У новопришедших в руках были липовые мочала, с помощью которых они гадали. Усевшись в пространстве между входом и очагом, прорицатели спросили царя о причинах их вызова.
– Мне надо знать, вступать ли нам с мидянами в союз или нет?
Уяснив суть вопроса, гадатели разрезали мочало на три части, и каждый из них, взяв из своей доли полоску липовой стружки, намотал ее вокруг пальцев. Сперва распустил ее старший по возрасту прорицатель, и при этом он произнес предсказание: - Должен объединиться.
Второй, поступив также, прорицал: - Вместе вы будете сила.
А третьего ответ был таков: - Мидяне оправдают этот союз.
Данного предсказания было достаточно, чтобы царь дал свое согласие на военную помощь.
– Клянусь силой Табити*, я выпью кровь сына Филикуса**.
______________ * Табити - богиня огня, стихии, считавшейся особо священной у всех скифов. Соответствует греч. Гестии. Почиталась также индоиранскими народами древности. ** Когда скиф убивает первого врага, он пьет его кровь, чтобы вместе с кровью высосать его силу.
После столь торжественной клятвы царя у Атропата не осталось сомнений.
Каждая из сторон для скрепления клятвенного договора соблюла обычаи своей страны. Следуя мидийскому обряду "побратимся кровью", Атропат своим кинжалом сделал надрез на ладони, также поступил и скифский царь, и оба, протянув друг другу руки, слизнули кровь, проступившую на коже. Таким образом, с мидийской стороны договор был закреплен. Затем, повинуясь обычаю хозяев, в большую золотую чашу с горизонтальными ручками налили вино, смешали его с кровью участников договора. Потом в эту чашу погрузили акинак*, стрелы, секиру и копье. Жрецы произнесли длинное заклинание, после чего участникам договора и наиболее уважаемым свидетелям этого соглашения преподнесли питье.
______________ * Акинак - скифский меч.
В силу обстоятельств из чаши также выпили Новрузов и Чемберлен. Когда же Пасколони понял, что напиток предложат и ему, он не просто огорчился, но даже от волнения застучал зубами.
– Нет, я не смогу этого сделать, - еле слышно пробормотал он.
– Если ты этого не сделаешь, то тебя сочтут за врага и прикончат, - прошептал ему Александр.
– Пей! Ну же, смелей!
– No, non posso.
– Возьми себя в руки, Гвидо. Ты всех нас ставишь под удар.
– Нет, не мо-гу...
– брезгливо протянул итальянец.
– Пей, тебе говорят, - сжав его руку, велел авестолог.
Пасколони проглотил ком, стоящий в горле, и утвердительно кивнул, повинуясь больше страху перед скифами, нежели внимая словам друга. Приблизил чашу к губам, но вид красного вина и мысль о том, что он будет пить чью-то кровь, лишила его смелости. Он побледнел до неузнаваемости, глаза закатились, и он, лишившись чувств, повалился на землю.
Наступившее тревожное молчание прервал хохот царя Скифии, смех его подхватили приближенные и гости. Чемберлен облегченно вздохнул, когда увидел реакцию владыки на случившееся с Гвидо.
– Это и есть те смелые воины, с которыми нам следует воевать плечом к плечу?
– кивнув в сторону
– Нет, он пришелец из далеких краев, и не мидянин, - резко подчеркнул тот последнее слово.
Тон Атропата отбил у правителя охоту распространяться больше на эту тему, и он переключил свое внимание на обсуждение военных вопросов.
Попросив у хозяев прощения, Новрузов с Чемберленом покинули жилище царя, унеся оттуда своего товарища. Их устроили в юрте у одного из местных поселенцев, овдовевшего и бездетного человека лет сорока. Тут на одном из лож, предоставленных гостям, и разместили Гвидо. Привести его в чувство оказалось довольно-таки сложно, и в этом деле авестологу помог один из скифских волхвов-шаманов.
– Мы думали, что уже потеряли тебя, - поднеся к губам товарища чашу с молоком, сказал Александр.
– Что это?
– испуганно отпрянул от чаши Пасколони.
– Всего лишь молоко, - усмехнулся Чемберлен, и итальянец, облегченно вздохнув, пригубил чашу.
– Какое-то странное на вкус. Это что, козье молоко?
– Нет, кобылицы. Я видел, как ее тут неподалеку доили, - сообщил Джафар, и брезгливый ко всему товарищ с брызгами выплюнул содержимое рта.
– О, Святая Мадонна! В чем быть моя вина? В чьи руки я попасть?
– жалобно простонал Гвидо.
– Друг мой, чего ты разгорячился? Хватит жаловаться. Тебе ведь деликатес преподнесли, да еще в чаше столь изящной работы.
Пасколони всмотрелся на чашу и удивленно приподнял брови. Чаша снаружи была обтянута сыромятной воловьей кожей, а изнутри покрыта позолотой, что говорило о состоятельности и доблести воина, в жилище которого они поселились.
– А что есть такого особого в этих чашах?
– не понял восхищения археолога итальянец.
– Хозяин нас уважает, раз позволил нам пользоваться ими, - сказал Новрузов, разглядывая один из таких сосудов, который держал в руке.
– Ты посмотри, сколько было у него врагов, - проговорил он, указав на чаши, выставленные на обозрение в самом видном месте жилища.
Там же находились гориты - футляр для лука, украшенный золотыми пластинами, стрелы и колчан в чехле из кожи, содранной вместе с ногтями с правой руки вражеского трупа.
– А при чем тут враги?
– удивился Гвидо.
– Так ведь сделаны эти чаши из человеческих черепов, его врагов, а возможно, и некоторых недружелюбных родственников.
Пасколони посмотрел на чашу, которую держал у его глаз авестолог, представил себе, что некогда это было частью человеческой головы, и отчего-то внушил себе, что его ожидает такая же участь. Волна чувств вновь лишила его сознания.
– Ну вот, замечательно!
– поставив чашу на землю, возмущенно воскликнул Чемберлен.
– Ты что, не мог попридержать язык? Обязательно надо было говорить ему, из чего он пьет?
– Откуда я знал, что он такой слабонервный?
– пожал плечами археолог.
– Да он мне все уши прожужжал своим хныканьем, пока мы жили в Атеши-Багуане, а теперь мне с ним еще и здесь возиться. Я ношусь с ним точно Мадонна со своим младенцем. Мне надоело быть его гувернером и кормильцем. Теперь твоя очередь, Джафар.
– Да что с ним возиться! Облей его холодной водой, вот и все!
– Ха! Тебе легко говорить. А потом, если он простудится, мне придется стать его сиделкой.
Тут в разговор друзей вмешался хозяин жилища. Видя состояние одного из своих гостей, он показал рукой на волхва и что-то сказал по-скифски. Кажется, он предлагает оставить Гвидо на попечение этого шамана.
– Неплохая идея!
– воскликнул Новрузов.
– Что-что?
– не понял он скифского воина.
– Вы дарите это мне?
– показал он на чашу, и тот утвердительно кивнул.
– Большое вам спасибо.... Еще что? Выйти? Зачем? Не мешать шаману? А что он будет делать? Как-как? Приведет его в чувства? Сделает из гостя мужчину?
– понимая его, отчасти жестами, отчасти знакомыми словами, говорил Джафар.
– Ну что же, мы не против, и если ему это поможет, то смело возьмитесь за дело. Мы уходим и оставляем его на ваше попечение...
– Новрузов приложил палец к краешку глаза и показал рукой на товарища.