Тайный советник вождя

Успенский Владимир Дмитриевич

Сталин перед войной проводил с Кагановичем довольно много времени, а в какой-то период зачастил к нему на дачу. Даже оставался ночевать. Прогуливался там летними вечерами, смотрел, как играет в волейбол молодежь. Тогда и поползли слухи о том, что Иосифа Виссарионовича привлекает дочь Кагановича, что он любуется ею… Справедливости ради — полюбоваться было чем: девушка подвижная, гибкая, с красивой фигурой. Но ведь очень уж юной была, лет пятнадцать-шестнадцать. Примерно как Светлана.

С участившимися поездками Иосифа Виссарионовича к Лазарю Моисеевичу, с новым якобы увлечением Сталина в московских осведомленных кругах связывали быстрое продвижение вверх не только самого Кагановича, но и его родни. Лазарь Моисеевич получал важнейшие государственные посты буквально один за другим. Нарком путей сообщения. Нарком тяжелой промышленности. В 1939 году занял пост наркома угольной промышленности. В 1940 году обрел еще две должности, стал наркомом нефтяной промышленности и первым заместителем Председателя

Совнаркома. Куда больше-то?! Да еще и братья его возрастали стремительно. Михаил Моисеевич с 1939 года — нарком авиастроительной промышленности. Юлий Моисеевич — первый секретарь Горьковского обкома и горкома партии. Кагановичам завидовали те, кто был оттеснен ими. Кагановичей боялись. Кагановичей ненавидели. Не имея возможности выяснить, какие могущественные силы стоят за спиной Лазаря Моисеевича и его братии, люди находили объяснение простое, доступное пониманию. Свел, дескать, Каганович Сталина со своей дочерью, и закружилась поседевшая голова. Об этом толковала "вся Москва". Одни — осуждая. Другие с удивлением и даже с восхищением: вот, мол, дает! Как ни странно, ни Берия, ни Каганович подобных толков не пресекали, хотя знали, где рождаются, откуда плывут «новости». В частности, от некоей Натальи Сац, деятельницы детского театра, оказавшейся в «свете» благодаря своему мужу Попову, директору Промбанка. Выгодно, что ли, кому-то было? Но не пресекались толки до поры до времени. Когда стало "достоверно известно", что у Розы Каганович будет ребенок и что Сталин намерен жениться на ней, источники слухов сразу были заглушены, разговоры прекратились, а когда началась война, вроде бы вообще все забылось. Оказывается нет! Ослабла военная напряженность, и вот опять: пронесся по Куйбышеву слух, что все вернулось "на круги своя", что Сталин провел с Розой новогоднюю ночь и это отразится теперь на назначениях, на перемещениях, на повышениях и на многом другом. Вот какие события-то в Москве, а мы — на Волге, в провинции, на отшибе… Как тут не рваться в столицу… И смешно, и грустно, да ведь у каждого свои интересы, свои заботы.

— Что верно, то верно, — сказал я. — Влияние триумвирата сказывается, особенно самого Лазаря Моисеевича. Сталин занят фронтом, а Каганович полный хозяин в своих отраслях… Кстати, как вам «Жигулевское»?

— Хорошее. Вкус своеобразный.

— За это пиво, за его название мы должны быть благодарны все тому же Лазарю Моисеевичу.

— Да вы что? — поперхнулся граф. — Вы шутите?!

— Нисколько! — заверил я. — Кроме всех других обязанностей, у Лазаря Моисеевича есть и такая, которую выполняет он охотно и со знанием дела. С тридцать шестого года возглавляет комиссию по производству напитков. В Куйбышеве создали сорт пива, который Кагановичу пришелся по вкусу, он утвердил его название, комиссия рекомендовала производить «Жигулевское» повсеместно и в большом количестве.

— А не Микоян?

— Нет, верно вам говорю.

— Ну, пострел, везде поспел! — качнул головой Алексей Алексеевич, вытирая платочком усы. — И все же Роза Каганович, кто она? Сестра, дочь? Насколько я знаю, у дочери Лазаря Моисеевича другое имя.

— Эту юную особу зовут Маей. Я никогда не видел ее вместе со Сталиным и не слышал, чтобы он говорил о ней.

— А сестра? Младшая сестра Лазаря Моисеевича?

— Таковой не имеется и не имелось. По-моему, он вообще самый младший в семье, среди братьев. Была только одна сестра, гораздо старше Лазаря Моисеевича. И не Роза, а Рахиль. Она давно умерла, если не ошибаюсь, в двадцать четвертом году.

— Прямо как у Горького: а был ли мальчик? Может, мальчика и не было?

— Разговоры велись о ребенке женского пола, о дочке Розы и Сталина.

— Но Розы-то нет?

— Почему же, она есть. — Мне интересно было смотреть, как морщит лоб Алексей Алексеевич, пытаясь разобраться. Посочувствовал: — Эка, напустил я тумана. Роза Каганович — племянница Лазаря Моисеевича, дочь его брата. Молода, привлекательна, экстравагантна. Жила в Ростове, частенько наведывалась к дядюшке в столицу, отдыхала на его даче. Где она сейчас — не знаю. С Лазарем Моисеевичем стараюсь не общаться, как, впрочем, и он со мной.

— Странно все это.

— Помилуйте, Алексей Алексеевич, обычная житейская коллизия, кто-то набирает очки, играя на определенных струнах. Политики в борьбе за первенство не брезгуют никакими средствами, вы же знаете.

— К сожалению, хорошо знаю, испытал в Париже на собственной шкуре.

— Давайте выпьем за Париж, за обольстительных парижанок. Как они теперь там со своим восхитительным легкомыслием под тяжелым немецким сапогом?..

— Француженки хороши, — промолвил Игнатьев. — Они прекрасны, почти как русские женщины. Но много пустых орехов. Вид заманчивый, а раскусишь пустота.

— Слушайте, верно ведь подмечено: как встретятся за рюмкой мужчины, обязательно поведут речь о женщинах. Даже если эти мужчины с серебром в бороде…

Посмеялись.

Через неделю в Москве я, выбрав удобный момент, рассказал Иосифу Виссарионовичу о слухах, будораживших общество в Куйбышеве. Без упоминания при этом об Игнатьеве.

— Ми-и знаем, — ответил Сталин. — Не только о триумвирате, как вы его называете, но и про разговоры о любовнице, о новогодней

ночи. Во время войны не к месту такие пересуды. Они не нужны и даже вредны… Ми уже приняли меры. Подобное не повторится.

— Ваши слова можно понять двояко.

— Поймите их правильно, дорогой Николай Алексеевич. Какой сейчас из меня мужчина, — невесело усмехнулся Иосиф Виссарионович, в голосе его прозвучала грусть.

11

Чем ближе подступала весна, тем быстрее испарялась эйфория, вызванная нашими недавними успехами: новые заботы и тревоги вытесняли ее. Было ясно, что тех целей, которые намечались на зимний период, достигнуть не удалось. Успехи, конечно, имелись, и на юго-западном направлении, и, частично, под Ленинградом, но это были успехи больше тактические, чем оперативные, мы их не переоценивали. Главную же задачу — силами Западного и Калининского фронтов окружить и уничтожить, вражескую группу армий «Центр», открыть себе дорогу на Смоленск, на Минск — эту задачу мы выполнить не смогли. Причин много. Усталость войск, отсутствие резервов, нехватка боеприпасов… И резко возросшее сопротивление противника. Сосредоточив свои части на основных транспортных магистралях, вдоль железных и шоссейных дорог, немцы упорно защищали каждый населенный пункт. Так распорядился фюрер. Отступивших без приказа солдат и офицеров расстреливали, отправляли в штрафные батальоны, генералов отдавали под суд.

Наши армии Калининского фронта, выполняя общий стратегический замысел, в январе — феврале действовали вполне успешно. Наступая с севера, они оказались гораздо западнее немецких войск, удерживавших длинную и узкую полосу вдоль железной дороги от Вязьмы до Ржева — эта полоса теперь уже вонзалась в наш тыл. Но… У писателя Э. Казакевича есть хорошая фраза: "Дивизия, наступая, углубилась в бескрайние леса, и они поглотили ее…" А тут не дивизия, а целых три армии оказались в огромных, на десятки, на сотни километров раскинувшихся лесах, в медвежьей глухомани, где нет ни шоссейных, ни железных дорог. И растворились армии в этом заснеженном бездорожном пространстве, оторвавшись от тылов, от баз снабжения, от госпиталей, даже от своего командования. Правый фланг (с запада) не прикрыт на многие версты, оттуда нависает угроза. Левый фланг (это с востока, теперь уже со стороны Москвы) — под нараставшим давлением врага, подтягивающего резервы по железной дороге в район Ржева. Несмотря на все это, передовые части армий, обессиленные и обескровленные, вышли, добрались, доползли до подступов к стратегической стальной магистрали на большом пространстве от Вязьмы до Ярцева (а там уж и до Смоленска рукой подать!). Но преодолеть последние десятки километров, кое-где просто даже самые последние километры — не хватило сил. Более того, пробившиеся в глубокий тыл противника армии сами оказались в тяжелейшем положении, там началась трагедия, достигшая потом апогея весной.

Далее. Прорвавшаяся с запада к Вязьме 33-я армия генерала М. Г. Ефремова тоже попала в кольцо: в марте командарм-33 думал уже не о том, как перерезать артерию противника, а как спасти остатки своих окруженных дивизий. Известные читателю 43-я, 49-я и 50-я армии Западного фронта многократно пытались преодолеть пресловутое Варшавское шоссе, помочь Ефремову, поддержать общее наступление на Вязьму. Но не смогли. Решимости и мастерства не хватило. Понятно, что 33-ю ждала очень тяжелая участь.

Как всегда, меньше всех проблем было у генерала Белова, хотя и сил у него имелось не столько, сколько у других, и в тыл врага врезался он дальше соседей. Вывел он свой кавкорпус с юго-запада к железной дороге, на участке Дорогобуж — Вязьма, даже атаковал Вязьму, где находились танковая и пехотная дивизии немцев. Бросил на них несколько тысяч кавалеристов, не имевших тяжелого оружия, только карабины да автоматы. Сковал там противника. А тем временем 41-я легкая кавдивизия полковника М. И. Глинского выбила фашистов западнее города из сел Бекасово и Яковлево, перерезав таким образом железную дорогу из Смоленска на Вязьму. Движение прекратилось. Враг начал задыхаться без подкреплений и боеприпасов. А конники продвинулись дальше на север, к автостраде Смоленск — Вязьма, которую должен был перехватить наступавший с севера 11-й кавалерийский корпус полковника Соколова из состава Калининского фронта. Но этот корпус не дошел, не сумел, был рассеян противником. В результате немцы, срочно подтянув пехоту, танки, бронепоезда, восстановили положение. Белов отошел южнее железнодорожной магистрали и надежно закрепился там, контролируя большое пространство.

В конце февраля, в марте линия фронта на главном нашем, центральном направлении выглядела так, как не бывало ни в одном военном учебнике. Фантасмагория какая-то! Изгибы, извивы, прерывистые линии, клинья, кольца, «мешки». Многие наши дивизии находились западнее немецких войск, гораздо дальше от Москвы, чем противник, в тылу неприятеля. Здесь — очаги окруженных или полуокруженных немцев в глубине наших боевых порядков, там наши части и целые соединения, оказавшиеся в расположении вражеских войск. Ничего общего с привычными классическими схемами, вариантами. Кто лучше оценит и использует ситуацию, тот будет ближе к успеху. Немцы, разумеется, размышляли над этим. Мы тоже. «Мы» — это Генштаб, в первую очередь Шапошников, Василевский, Ватутин, Штеменко. Конечно же, Сталин. Однако он старался смотреть шире.