Театр теней
Шрифт:
Получилось!
Судорожно вдохнула, жадно проталкивая в лёгкие пропахший лекарствами воздух, такой многогранный, пьянящий, что захотелось рассмеяться, но тут же поморщилась от невыносимой боли и волны посторонних звуков набатом застучавших в ушах. Боюсь ещё немного и они разорвут череп на части. Я попыталась сжать виски, чтобы как-то унять это ужасное чувство, только руки, будто чужие – не захотели слушаться. Растерявшись, попробовала открыть глаза, но услышав какой-то жуткий писк, почти сразу стала падать в благодатную бездонную
Кто знает, сколько длилось моё падение? Может, прошла минута, а может неделя, неизвестно, да впрочем, и не важно. В, окружившей меня липкой невесомости ощущение времени как такового теряется. Голова стала совершенно пустой, как если бы её разом покинули все мысли, только где-то на периферии сознания забилась острая необходимость что-то вспомнить… или сделать. Непонятно. Постепенно нарастающие слабость и апатия стали затягивать меня обратно, подавляя малейшие проблески памяти и воли, как мягкий ластик, стирающий что-то крайне важное.
Ластик. Ассоциация пробудила тактильную память и подушечки пальцев мгновенно, почти осязаемо ощутили этот треугольный мягкий предмет, а дальше снова убаюкивающая тьма. Тело прекрасно запомнило бывший опыт, предпочтения и повадки своей владелицы, а вот душа, едва обретая обитель, всё забывает…
***
Я увидела вспышку света, как от выстрела в ночи, затем ещё одну и ещё. В ушах пальба не прекращалась ни на миг, не знаю, сколько прошло времени, прежде чем мне удалось сообразить, что это биение собственного сердца. Попытка открыть глаза стоила кошмарных усилий, но, когда мне это удалось, и я привыкла к слепящему дневному свету, то увидела перед собой взволнованное лицо незнакомой женщины.
– Милена, малышка моя. Как ты нас напугала!
Происходящее, честно говоря, удивило. Судя по всему Милена – это я. И рука, накрытая женской ладонью, не испытывала дискомфорта, значит человек она мне не чужой. Так откуда столь острое чувство отторжения? Будто я и не я вовсе. А кто тогда, пришелец? Улыбнулась и сразу пожалела. Пересохшие губы лопнули, заиграв на языке солоноватым привкусом крови. Он был мне хорошо знаком, ассоциировался с чудовищным, невыносимым страхом, от которого непроизвольно сжались все мышцы.
– Милена, что с тобой, тебе плохо?! – запаниковала незнакомка. – Карл! Карл, она очнулась, врача зови скорее!
Проследив за встревоженным взглядом этой ухоженной женщины, я тоже увидела, что её так взволновало – мои намертво вцепившиеся в покрывало пальцы. Длинные, бледные, тонкие пальцы. И чувство кольнуло такое неприятно-брезгливое, будто вижу их впервые. Содрогнувшись, повернула голову обратно.
– Кто я?
Голос, хрипловатый, тягучий, тоже незнакомый. А какой знакомый? В мысли снова вернулась рябь и уже привычная пустота.
Глава 2
Прошло две недели с момента аварии, прежде чем наступил долгожданный момент моей выписки из успевшей опостылеть больницы. Думаю,
– Милена, ты уверенна, что не хочешь пожить с кем-то из нас первое время?
– Я справлюсь… мам.
Улыбнулась натянуто, пряча глаза, и стала рыться в сумке, надеясь, что она не заметила неловкой запинки. Люди, назвавшиеся моими родителями, оказались чуткими и любящими, но обращаясь к ним "мама" и "папа" мне не раз доводилось ловить себя на мысли что приходится переступать через себя. По крайней мере, я была им благодарна, мне было за кого цепляться, пытаясь адаптироваться к новой для себя жизни. Назвать её "своей" почему-то язык так и не поворачивался.
Судя по одиночной палате с отдельным туалетом и душем, и приветливому отношению персонала, моя семья была вполне себе обеспеченной. Я утром чуть йогуртом не подавилась, узнав о собственной отдельной квартире, подаренной отцом по случаю поступления в универ. Причём обрадовало меня не столько наличие личного жилого угла, сколько возможность избежать ежедневного общения с семьёй. А позже стыдно стало за неблагодарность свою. Они мне тепло и заботу, я же только и думала, как забиться в уголок, чтоб никого не видеть. Оказалось совсем не просто так сразу принять мир, в котором каждый человек заведомо чужак.
– Папа хочет продать твой байк. Ты не против?
– Нет, конечно!
Я потёрла лицо рукою, не понимая мелькнувшего на её напряжённом лице удивления. Неужели ждала возражений, с чего бы? Если бы не эта чёртова железяка, меня бы не пришлось буквально с того света вытаскивать. Это ж надо было умудриться на пустой дороге въехать в дерево! Как следствие – открытый перелом предплечья и острая кровопотеря, приведшая к клинической смерти. Теперь у меня остался шрам на левой руке, пластина в лучевой кости и в мозгах вместо воспоминаний белый шум. Да я, с таким букетом к этой куче метала и близко не подойду!
– Врач говорит, что с понедельника ты можешь вернуться к занятиям. Если хочешь, я могу попросить его о продлении справки на недельку-другую.
– Зачем? Как я потом нагонять буду?
Нахмурившись, я пропустила меж пальцев прядь волос насыщенно-розового цвета. Порой меня так и подмывало спросить, а до аварии с моей башкой всё было в порядке? Особенно разглядывая тату в виде объёмной крадущейся под резинку трусиков пантеры. Фу, пошлость какая… ну, хоть не птеродактиль. Я бы многое отдала, чтоб узнать историю её появления. Наверняка набила на спор, иначе, куда нынче подевался мой восторг?