Театральные подмостки

Завьялов Александр Николаевич

И это мне как-то совсем не понравилось. Глупость какая-то. Зачем, спрашивается, опять всё ворошить, когда всё равно ничего исправить нельзя. И тут я вспомнил, что мой дядя тоже в двадцать семь лет покончил с собой. Как мне рассказывал отец, он забрался на подоконник, влекомый порывом покинуть сей тугой и утомительный мир, глянул с пятого этажа -- и поминай как звали. Получается, дядя сейчас по второму кругу живёт. Тщательно раскладывает её по кирпичикам, по косточкам, отделяет зёрна от плевел, котлеты в одну сторону, мухи -- в другую, разбирает траекторию полёта... а почему, собственно, ещё живёт? Я прибавил двадцать семь лет к дате смерти, и получилось, что дядя освободился два года назад -- ну, то есть сознание его свободу обрело. А если его по третьему кругу пустили? А если у него были скелеты в шкафу? И

так мне захотелось дядю увидеть! Больше даже чем всех дедушек и бабушек вместе взятых. Эх, прояснить бы его судьбу. Пришёл бы он ко мне в гости в мой театр, выпили бы мы с ним по рюмашке да по две, и сразу бы ясно стало: мол, с дядей всё в порядке, теперь можно заносить тело из-за ограды на церковное кладбище, теперь можно и помянуть по-божески. Рассказал бы он мне со всей подробностью, как свою жизнь по второму разу утюжил. Тогда бы я всё понял.

К слову, о церковном кладбище. Мне всегда казалось несправедливым, что церковь запрещает самоубийц поминать. И поэтому я, будучи уже взрослым, со спокойной совестью это табу проигнорировал и поставил свечку за упокой любимого дядюшки, которого никогда не видел. А ведь и правда, получается, за самоубийц молиться бесполезно. Сознание их в прошлом, и они нас не слышат. Хотя, видимо, Бог по закону любви и может до времени оттуда вызволить. Одно утешает, что наказание для самоубийц не навеки веков, а всего лишь на отрезок своей же жизни.

Ещё автор категорически против эвтаназии, которая, по сути, то же самое самоубийство. Ведь возможна такая ситуация, когда душа ещё не возникла, а человек с жизнью прощается. Иногда кажется, что человек вправе уйти из жизни, если он неизлечимо болен и претерпевает страшные мучения. Но болезнь подчас приходит, как утверждает Дионисий, когда сознание ищет свою душу.

В заключение Разумовский говорит о Боге. Здесь он осторожен и немногословен. Видимо, и для него Бог является великой тайной. Он пишет: "Жизнь очень сложна и не терпит шаблонного подхода. Рассмотрим такую ситуацию. Хороший человек, случайно или защищаясь, или в порыве праведного гнева убивает какого-нибудь маньяка либо педофила. Согласитесь, какое-то покаяние просто неуместно. Но по закону после смерти он попадает в жизнь этого маньяка. И во что превратится сознание хорошего человека, когда он пройдёт через эту чудовищную, извращённую жизнь? Что станет с его душой? Ответ очевиден.

Поэтому без Бога человеку просто невозможно. Только Бог может простить и отменить Вселенский закон жизни, помиловать и аннулировать любое адское возмездие. Ведь Бог всё решает по любви, а не по закону. Законы, какие бы правильные и справедливые они ни были, не могут учесть всё, их нельзя подогнать под каждый конкретный случай.

К человеческой жизни вообще нельзя подходить с точки зрения каких-либо догм и закономерностей. Глупо пророчить, что какого-то преступника обязательно ждёт возмездие, а добропорядочного гражданина непременно ожидают всевозможные блага. Бывает, двум одинаковым судьбам уготованы совершенно противоположные участи. Это, разумеется, выше человеческого понимания. Всё-таки человеку не дано видеть всевозможные причинно-следственные связи. Он не знает досконально жизни своих родителей и предков. А ведь на судьбу может повлиять очень многое. Судьбоносным может стать какой-то незначительный, по человеческим понятиям, случай. И конечно же, человеку недоступны промыслы Божии.

Ещё несколько слов, почему никакой закон не может заменить Божью любовь. Когда Бог всем управляет, и законы обмануть не получится. Вот представьте: какой-нибудь сумасшедший захотел кого-то убить только ради того, чтобы на том свете прожить его жизнь от корки до корки. Ведь заманчива жизнь богатея, который ни дня не работал, а каждый день погрязал в удовольствиях и развлечениях. Но для Бога такой человек тот же самоубийца, который отвергает свою жизнь ради чужой. Поэтому такие убийцы так же, как и самоубийцы, попадают в свою жизнь, а потом их ждёт и ещё более страшная кара".

Такая вот петрушка. И всё же благодаря книге я понял, какой я счастливый. Ведь у меня есть свой театр, свой какой-никакой дом, теперь и библиотека, у Власова есть мягкая кровать, а все злодеи, если верить Дионисию Разумовскому, попадают в тусторонний мир в намертво заколоченных гробах и затхлых склепах, где они видят себя

в те редкие и мимолётные паузы между чужими погубленными жизнями. Такая передышка, больше похожая на издевательство, как я понял из книги, злодеям даётся. И в это время, когда их сознание свободно, они видят только себя, чувствуют, иронизирует Дионисий, неизбывную грусть и дискомфорт и могут лишь сетовать, что им в гроб колокольчик не положили или сотовый телефон. В отличие от их страшной участи, я всё же могу окунуться в прошлое и узнать кое-какие тайны, хоть и не по своей воле, но где-то и по своему желанию. Можно порыться в загадках истории. Например, посетить могилу Чингисхана, которую до сих пор найти не могут. Ведь здесь это проще простого. Согласитесь, забавно встретиться с уже умершими людьми, с великими и просто интересными. У меня есть надежда, что я всё-таки увижу Вселенную, побываю в разных уголках её. И можно, наверное, ещё многое и многое чего, аж дух захватывает.

И всё же после книги кинуло меня в задумчивость и меланхолию. Увы, творчество Дионисия Разумовского высветило все мои скудные научные знания, мою духовную немощь и породило комплекс неполноценности. Словом, запутался я ещё больше. Даже малость запаниковал и, как во спасение, задумался о своей душе. Ведь на неё у меня вся и надёжа...

Всё размышлял: какая она, душа моя? Но вот интересно: жил ли я раньше? Скажем, в начале двадцатого века или в веке девятнадцатом?

И я уже начал мечтать о странных вещах. Все мы хотим прожить счастливую и беззаботную жизнь, страшимся болезней и внезапного несчастья. Произносим тосты за благополучие и благолепие. Но теперь я, ничтоже сумняшеся, грезил совсем о противоположном: как было бы хорошо, если бы я свои прошлые жизни провёл в муках и страданиях. Здорово было бы умереть от голода и холода, ведь были страшные времена Гражданской войны, голодомор коллективизации и Великая Отечественная война. Или провести жизнь в битве со страшной болезнью. А главное, не быть богатым или каким-либо влиятельным вельможей, эдаким паразитирующим высокоблагородием. И тогда уж никакая нынешняя бестолковая и вредная жизнь, кою прожил я, не повредила моей душе, а если и нанесла, то ничтожный урон.

И вдруг меня осенило: если прошлую жизнь я жил совсем недавно, значит, я ничего плохого там не напортачил. Причини я кому-то зло, жил бы сейчас его жизнью и освободился бы неизвестно когда. Просто не смог бы родиться. Получается, если я жил в двадцатом веке, то всё было хорошо, или я жил очень давно, или человек рождается на земле один раз, и никакой реинкарнации нет.

Странно, у Дионисия Разумовского ничего не сказано, живёт ли человек один раз на Земле или множество. Если в книге этого не написано, значит, и нет никаких перевоплощений. А ведь и правда, зачем человеку жить несколько раз, если земная жизнь нужна для того, чтобы душа сформировалась? Да и реинкарнация по нисходящей -- это своего рода наказание за прошедшую жизнь, а мне тут совсем другие схемы наказания обрисовали.

Вообще, много непонятного, много. Растолковал бы кто. Или вот спросить бы, например, Фёдора Михайловича Достоевского. Интересно, что он в этом мире пишет? Почему какие-то Дионисии у него хлеб отнимают? И вообще, мне эта книга Разумовского совсем не понравилась. Пробираешься сквозь дебри несусветной мудрости, и приходится многое самому домысливать. А человеку, как известно, свойственно ошибаться. Автор ставит гораздо больше вопросов, чем отвечает на них. И весь его грандиозный труд похож на научную диссертацию, на кладезь умопомрачительных, но ничем не подкреплённых откровений -- читаешь и чувствуешь, что вот-вот свихнёшься.

Я даже, кажется, понял, почему Дионисий сошёл с ума. Видимо, для того, чтобы избежать, как он это называет, косности мышления и не мешать душе познавать глубины сознания и писать книги...

Впрочем, признаюсь, читая книгу, я не мог толком сосредоточиться. Мысли о Ксении неотвязно преследовали меня. Эта жгучая боль всё время стонала и зудела, выла и скулила, топталась и ворочалась в моём сердце как слон в посудной лавке на десятом этаже. О милой незнакомке я не переставал думать, наверное, ни на минуту. Всё время хотел уснуть, чтобы хотя бы во сне увидеть её. Но, как назло, сон не брал меня до тех пор, пока я не дочитал книгу до конца. И только я закрыл последнюю страницу, дремотный морок накрыл меня.