Театральные подмостки
Шрифт:
Что к чему? Причём здесь Ксения? Но самое интересное, что я её поддержал.
– - Согласитесь, уважаемые присяжные заседатели, -- взывал я, -- лишить человека жизни -- это непозволительная роскошь. Вы только представьте: человек находился на пике своего счастья и финансовых возможностей, на пороге большой славы. Только подумайте, сколько сил было вложено и средств, времени и энергии, а обвиняемая в один миг всё разрушила! Самое печальное, что жизнь погибшего прервалась на самом острие жизненного взлёта!
Судья не сдержалась и напустилась с лицемерными нотациями.
– - Что же вы наделали,
– - еле сдерживаясь от праведного гнева, вопрошала она.
– - Как же вам такое в голову пришло? Лично у меня в голове не укладывается. Зачем же вы убили Ивана Михайловича Бешанина? Разве вы не знаете, что это нехорошо? Это некрасиво, в конце концов! Неискренне! Неестественно! Я шесть раз была замужем, и у меня ни разу не возникла мысль отравить на тот свет кого-либо из мужей. Все они умирали сами...
Потом совещались присяжные, к которым подсел и я, органично вписавшись в этот паноптикум. Ещё к нам присоединились Лера со Шмыганюком. Сие застолье больше походило не на совет присяжных, а на семейный консилиум. Все присяжные, кроме Лизы Скосыревой и Лидии Бортали-Мирской, с упоением измывались над Ксенией, стараясь ударить больнее. Но почему-то больше всех разглагольствовал профессор Меряев. Он развёл какую-то чудовищную демагогию, а в концовке заключил:
– - Совершенно очевидно, -- скрипел он, -- на лицо недоразвитость человеческого сознания, моральных и нравственных принципов. Яркое проявление порока не осознаётся обвиняемой как явление греха. Своё падение она расценивает как следствие стечения обстоятельств. Соответствующие пороки наследуют и её дети. Поэтому с точки зрения чистоты человеческой цивилизации -- рождение и воспитание детей данной особой нецелесообразно.
Учёный старичина, конечно же, всех поразил, а Лера смеялась мелким дребезжащим смешком.
Окрылённый старикан профессор тут же двинул идею, к которой, наверное, и подводил своей предыдущей демагогией.
– - У меня есть предложение, которое, несомненно, устроит всех, -- кашлянув, сказал он.
– - Я готов жениться на обвиняемой. Я даже согласен удочерить девочку. Разумеется, это жертва с моей стороны, но готов, так сказать, пострадать ради счастья всего человечества.
Прокурору, то есть мне, эта идея сразу понравилась, и я уж было открыл рот, чтобы всесторонне поддержать, но Анна Михайловна сразу завизжала, брызгая пеной во все стороны. Обозвала профессора старым ослом, трухлявым похотливым пнём, утлым дряблотрясом и другими последними словами, и чуть не окривела.
После долгих дебатов решили приговорить Ксению навечно отбывать наказание в одиночной камере, а дочку приговорить к пожизненному заключению... в другой семье...
– - Их непременно надо изолировать друг от друга, -- наставлял Бересклет.
– - Иного не дано. А мамаша... пускай идёт на все четыре стороны. Мы же не звери, в самом-то деле. Я позабочусь, чтобы девочка попала в надёжные руки. Выберем подходящую семью.
– - Что значит "подходящую"?
– - скривился циник Оскар.
– - Отдать каким-нибудь алкашам, и дело с концом.
Все одобрительно загудели, в том числе и я.
– - А может, есть какой-то другой выход?
– - спросил трус.
– - Всё-таки мать...
– - Нет другого выхода!
– -
– - У этой... вообще никогда не должно быть детей!
– - Правильно! Кого такая может родить?
– - Гнилой род надо пресекать на корню!
– - И я согласна, -- сказала Неля.
– - Нам головники не нужны!
Трус сразу поник, не смея возражать.
Идея с дочкой мне понравилась, а насчёт Ксении -- тут уж я не смог промолчать...
– - И что, мы её просто так отпустим?
– - возмутился я.
– - Без всякого наказания?
– - А что вы предлагаете, Иван Михайлович?
– - спросила судья.
– - Ну, давайте её замуж выдадим, что ли!
– - За кого?
– - скривилась Лера.
– - Ну, есть у меня на примете.
– - Какое же это наказание!
– - затрепыхалась Неля.
– - Так и я абы кого не предлагаю...
– - Да? Ну и кто он? Молодой жених-то?
– - Да так... годов пятьдесят... может, шестьдесят, но ещё не на пенсии...
– - Пьёт?
– - А как же! Не просыхает, каждый день закладывает.
– - Хорошо, то, что надо. А как хоть у него?..
– - спросила Лиза Скосырева, суча сложенными в щепоть пальцами.
– - Деньги есть? Кем работает?
– - Да какие деньги... с работы давно выгнали, квартира, правда, ещё цела, секция. В общей сложности семнадцать лет отсидел. Толком нигде не работает, сейчас третий месяц дома отлёживается, в запое.
– - Это вообще чудненько!
– - обрадовалась судья.
– - Как приятно, когда правосудие зиждется на чистоте помыслов и глубоком понимании жизни. Такое редко бывает... Ну, значит, так тому и быть. Все поддерживают позицию прокурора Бешанина?
И тотчас же все одобрительно единогласно проголосовали.
После уже, вспоминая, этот сон, я не мог понять своего гадкого поведения, крайнего злорадства, жестокости и тупого единодушия с этими странными людьми. Может быть, моя душа поняла, что погорячилась, выдернув меня из жизни, ведь я всё-таки не совсем пропащий человек. Вот и сочиняет про меня разные небылицы, обильно поливает грязью и тыкает в какие-то гипотетические пороки. Других объяснений я не вижу.
Ксения во время обсуждения со страхом и болью вглядывалась в лица каждого из присяжных и в моё тоже, ища хоть какой-то защиты, но, увы, тщетно... А вот девчушка на удивление вела себя спокойно и даже с какой-то хитринкой. Она невозмутимо болтала ножками, как будто происходящее её не касается, задумчиво и тихо напевала детские песенки, перекраивая их на свой лад. Вот один кусочек: "Маленькой ёлочке холодно зимой. Маленькой девочке холодно вдвойне..."
Потом я объявил приговор, стараясь читать громко и с выражением.
– - Но почему?
– - спросила Ксения, дрожа всем телом.
– - За что?
– - Какое поразительное бесстыдство!
– - сказала Лера, и на её левом виске яростно забилась синяя жилка.
– - Она ещё спрашивает! Нет, ну посмотрите на неё!
– - голосили со всех сторон.
– - Ни стыда ни совести! Как таких земля носит!
Аккуратно одетый мужчина, который сидел рядом с писателем Дионисием Разумовским, с очень холённым и порядочным лицом, схожим с портретом Торквемады, вскочил и, потрясая руками перед собой, закричал: