Театральные подмостки

Завьялов Александр Николаевич

Это были совершенно необычные спектакли, скорее, живое кино, со всеми его возможностями, когда можно что-то вырезать или что-то вставить. Конечно, такое кино можно увидеть только в тустороннем мире.

На сцене разыгрывались реальные жизненные истории, с которыми я уже сталкивался в чужих гадких жизнях. Видимо, для ознакомления меня туда и закидывали. Получается, намеренно готовили к этим спектаклям, показав самые неприглядные, судьбоносные и разрушающие жизнь куски. И вот теперь эти же куски перетащили на театральные подмостки, превратив в мизансцены. Своеобразная инсценировка по мотивам, где кое-что незначительное вырезано, немного приукрашено, как и подобает для сцены, кое-что добавлено, но главное, жёны этих отвратных личностей были заменены... на Ксению. В первом спектакле Ксения стала женой мясного директора вместо Альбины, во втором -- жила с циником Оскаром

в гражданском браке, в третьем -- с трусливым и мнительным Стасом вместо Катерины, в четвёртом -- с алкашом-уголовником Графином взамен Нелли. Притом Ксения не копировала характер и поступки той же Альбины, которая в приступах ревности была отвратительна. Везде она была сама собой, милой и прекрасной во всех отношениях, и голос её, мягкий и с добринкой, звучал завораживающе.

И вот через эти странные постановки я в полной мере и во всей красе увидел, как могла сложиться жизнь Ксении по всевозможным прихотям судьбы.

У всех спектаклей были просто издевательские названия с одним и тем же смыслом: "Суженого и кривыми оглоблями не объедешь", "От судьбы не уйдёшь", "Суженый на роду написан", "Пары соединяются на небесах".

Согласитесь, трудно и немыслимо представить встречу Ксении со всеми этими людьми, а тем более совместную жизнь, даже при всей изощрённости жизненной драматургии, с её странными перипетиями и безмерной глупостью. И всё же я увидел, как это могло быть. А ещё, признаюсь, я каждый раз ждал -- то ли со страхом, то ли, наоборот, с надеждой, -- что будет спектакль про мою прошедшую жизнь, где Ксения заменит Леру. Но этого так и не произошло.

Как правило, каждый спектакль начинался с судьбоносной и вроде как радостной встречи Ксении со своим будущим мужем, законным или гражданским. Потом короткие, как не столь важные и малозначительные, мизансцены со свадьбой, коих было всего две -- с мясным директором и Стасом, -- в остальных историях они просто сожительствовали. Везде совместная жизнь начиналась весело и даже счастливо. Мясной директор поначалу не был таким толстым, а вполне даже симпатичным Сеней. А в облике алкаша-уголовника Графина и в его поступках не сразу появилось нечто зловещее. Ксения искренне верила в любовь, мечтала о детях и, радостная и окрылённая, принималась обихаживать семейное гнёздышко, но уже скоро грустнела, тускнела и жухла. Радость её быстро меркла, счастье неумолимым образом сдувалось и улетучивалось, и к Ксении всё ясней и отчётливей приходило понимание, с кем она связалась и куда вляпалась. В истории с алкашом-уголовником и вовсе случился странный резкий излом, после которого он превратился в чудовище, готовое просто так пнуть беременную в живот. Это вообще был самый страшный спектакль, и самый последний, как апофеоз подлости и мерзости. Кстати сказать, все спектакли шли друг за другом как бы по нагнетающей. И всякий раз я думал, что хуже и быть не может, а следующая история оказывалась ещё страшнее.

Самый короткий и самый щадящий был первый спектакль, где Ксения стала женой Шмахеля. Жили как чужие друг другу люди, зачем-то тянули лямку семейной жизни. Шмахель всегда был в плохом настроении, пил постоянно, отсутствовал сутками, к Ксении относился пренебрежительно, подчас как к домработнице и обслуге. Ну а в дальнейших спектаклях судьба уверенно, методично и изощрённо уродовала Ксении жизнь, подавляла в ней желание жить и радоваться, ломала через коленку. И если в первом спектакле Ксения была глубоко несчастна, хандрила и регулярно впадала в депрессию, то в дальнейших историях её жизнь становилась всё более трагичной, невыносимой и страшной -- и в конце концов превратилась в сущий ад, без просвета и надежды. Алкаш-уголовник Графин избивал Ксению настолько правдоподобно, что и тени сомнения не возникало в реальности происходящего. Однажды он даже сломал ей ключицу, и хруст был слышен на весь зал. Потом Ксения с гипсом ходила. И это ещё не самое страшное. Там было столько чёрного натурализма, что я просто не в силах описать. И даже, казалось бы, тихий и безобидный трусливый Стасик, который раболепствовал перед всеми и вся, с покорной женой вёл себя, наоборот, изощрённо. Обыденно и повседневно вымещал на ней свои страхи и комплексы, очень "трогательно" попивал кровушку, взахлёб и исподтишка. Странно, а может быть, и закономерно, но в этой жизненной истории Ксения покончила жизнь самоубийством.

Временами было страшно и невыносимо смотреть. В груди моей всё клокотало и рычало, а пальцы сами собой сжимались в кулаки. Хотелось хоть что-то сделать для Ксении, защитить её, выдернуть из этого кромешного ада и как минимум заехать каждому выродку

по зубам. В какие-то моменты я не выдерживал и в горячке вскакивал... и сразу всё пропадало -- и зрители, и сцена пустела. Чуть остыв, я снова садился на своё место. Словно в наказание за несдержанность, спектакль начинался заново, а не с того момента, с которого прервался. Приходилось, как самоубийце, одно и то же смотреть дважды, а то и трижды.

Зрители плавали в слезах, искренне негодовали и слали извергам и мучителям Ксении всяческие проклятия, поминая недобрым словом и меня, отчего иной раз в зале стоял сплошной гул. Я постоянно находился в состоянии некой прострации и боялся обернуться, чувствуя, как обгрызают мой затылок своими взглядами, с упоением вонзают клыки по самые дёсны. Конечно, я реально осознавал свою вину перед Ксенией и даже чувствовал своё авторство в этих постановках...

К концу каждого спектакля я впадал в состояние крайнего душевного истощения или безучастной тупости. Даже, наверное, дошаивал до того пограничного состояния, когда можно запросто сойти с ума. И не случайно после каждого спектакля, как только опускался занавес, я засыпал крепким и беспробудным сном тут же, в своём кресле, и мне снилось, как Ксения плачет...

Просыпался всегда в пустом зале, но на сцене ещё оставались декорации прошедшего спектакля. Я ходил по подмосткам, осматривал всё тщательно, вспоминал и чувствовал, что эмоции уже притупились, сердце притихло и лишь временами больно ворочалось. И увиденный накануне спектакль я уже воспринимал всего лишь как театральную постановку.

Как актёр или как маститый театральный критик, я детально анализировал и аккуратно раскладывал всё по полочкам, перебирал по косточкам всех персонажей прошедшего спектакля, в том числе и очередную Ксению. И удивлялся, как можно в одном спектакле собрать столько ярких и колоритных образов! Какие живописные и проникновенные мизансцены! Мерзких мужей Ксении уже воспринимал, как талантливых актёров, и меня уже не тошнило от них, чувство ненависти и отвращения не мучило, и я невольно начинал гордиться за свою актёрскую душу, или, как её здесь называют, рубашку. Признаюсь, с первого же спектакля подумал, что всех персонажей играет моя актёрская рубашка, так же как и того "Ревизора". Но я малость ошибся. Потом узнал, что Ксения была настоящая. Играла сама, без дублёра и, что называется, жила на сцене. И я, право, так и не понял, как к этому относиться: талантливая игра потрясающей актрисы или нечто большее, что сыграть невозможно? И вообще, зачем ей надо было так надрываться? Или она хотела уколоть меня побольнее?

А ещё Ксения сыграла всех своих детей... Кстати сказать, мне потом объяснили, в тустороннем мире это обычное дело. Пока у ребёнка не появилась своя душа, душа матери живёт этой жизнью и в тустороннем мире принимает облик сына или дочки. Это называется материнским перевоплощением. В какой-то мере, любая мать -- актриса. Ксения же воплотила на театральных подмостках вообще что-то невероятное. Откуда она могла знать, как выглядят её дети от того или иного ублюдка? Вот поистине тайна, которая, наверное, только материнскому сердцу подвластна!

Знаете, всё-таки это непередаваемое чувство -- вдруг увидеть детей, хоть и не своих, от любимой женщины... Это совсем не то, скажу я вам, когда бросил беременную женщину или уже с ребёнком ради новой пассии, а потом через много лет решил полюбопытствовать или нужда заставила.

И ещё многое для меня в этих спектаклях, увы, осталось загадкой. Спрашивается, кто антрепренёрствовал, так сказать, или спонсировал, эти спектакли и кто режиссёр-постановщик?

Что и говорить, автор или авторы глубоко капнули, глубоко...

Как же права старая и мудрая поговорка "Жизнь прожить -- не поле перейти". И как же всё-таки судьбоносно и ответственно быть молодым! Тяп-ляп и кое-как заложил фундамент будущего, или даже -- расчётливо, но не тот. А как угадаешь, когда скудный духовный багаж и никакого понимания жизни, зато распирает от непомерных амбиций юношеского максимализма, а перед глазами маячат никчёмные и обманчивые мечты?

И всё же кого благодарить, что у меня всё-таки есть ещё надежда встретить свою родную душу, свою любимую, свить с ней гнёздышко, родить детей. Кому сказать спасибо, что он берёг мою суженую от всех этих страшных браков? Мне вспомнилась юмореска -- советы женщинам, как избежать нападения маньяка. Давались всякие дельные советы, серьёзные и шутейные, и всё это заканчивалось фразой: "Если вы будете строго следовать нашим рекомендациям, встреча с маньяком вам не грозит. И тогда его жертвой станет кто-то другой..." И жертвами стали Альбина, Неля, Катя, Геля...