Театральные подмостки
Шрифт:
Мой прекрасный театр, храм искусства и творчества, превратили в пошлый кафешантан. Ряды с креслами исчезли, а вместо них по всему залу стояли накрытые цветастыми скатёрками круглые столики, которые были заставлены разными кушаньями и деликатесами, кутьёй и киселём...
Что и говорить, над залом могильной плитой нависла скорбная атмосфера поминок. Сотни горестных глаз устремились на меня, и даже молоденькие официантки в чёрных кружевных фартуках застыли с подносами в руках и молча смотрели в мою сторону. И всё это при гробовой тишине.
Поминки... Сорок дней... На моём портрете, где
И тут я увидел, что на сцену поднимается Лиза Скосырёва. Она торжественно подошла к моей кровати, при этом деловито повторяя "расступитесь, расступитесь..." За ней вприпрыжку подскакивал Бересклет.
"Их тут ещё не хватало", -- подумал я и обессиленным пластом обмяк в постели.
Чуть ли не лопаясь от злорадства, Лиза с интересом изучала мой облик.
– - Ванечка, как же так получилось?
– - с дрожью в голосе вопрошала она.
– - Тебе очень плохо?
Я угрюмо молчал.
– - Вань, обиделся, что ли? Ну, хочешь, шоколадку съешь.
– - Лиза помахала перед моим носом гигантской пластушиной.
– - Лиза, ну что ты к нему пристала! Ване и так плохо!
– - сказала Ольга.
– - Ещё бы ему было хорошо: засудил любимую вместе с дочерью...
Из-за спины Лизы просунулся Бересклет в новенькой несуразной шапочке. Он елейно улыбался и тряс крыльями, словно ему не терпелось обнять меня.
– - А вот и наш Ванечка, виновник торжества! Ванечка, как тебе нравится моя новенькая шапчонка?
– - Пропустите, пропустите меня, пожалуйста, -- услышал я встревоженный женский голос. Смутная догадка резанула как молния... да, этот голос... Сердце моё дрогнуло. И я увидел Ксению. На её заплаканном лице было столько тревоги и отчаяния, что мне стало не по себе.
Она села на краешек кровати и сразу же положила свою тоненькую ладошку на мой лоб. Все тотчас же замолкли.
– - Ничего, Ваня, сейчас всё пройдёт. Всё будет хорошо.
Я не успел ничего сказать, да и не смог бы... Сразу почувствовал тепло в голове и по всему телу, услышал отдалённую красивую тихую музыку, и взор мой затуманился. Мне сразу вспомнился один странный случай, который случился ещё при жизни лет пять назад. Сплю я, значит, и вдруг сквозь дремоту ясно слышу: ласковый женский голос меня будит и по имени зовёт. Просыпаюсь, а никого рядом нет. Тот голос я хорошо запомнил. И вот теперь услышал его снова.
В некой отрешённости я находился с минуту, не больше. Но когда зрение ко мне вернулось, Ксении уже не было. Вместо неё подле меня сидела Лиза Скосырева и держала в своих тёплых и трепетных руках мою руку, с которой исчезли уродливо-синюшные узоры. Да и сам я похудел и стал прежним.
– - А где Ксения?
– - спросил я.
– - Ой, да некогда ей сейчас, -- махнула рукой Лиза.
– - Ты думаешь,
– - Ты что мелешь?
– - нахмурился Николай Сергеевич.
– - А чё я такого сказала? У неё теперь ещё один Иван есть... тоже Бешанин, между прочим.
– - Ты не путай!
– - Ольга покраснела по самую макушку.
– - Синичка одного только Ваню любит.
– - Которого из них?
– - Вот он перед тобой лежит!
– - Ой, ну это они пускай сами разбираются.
Я поднялся и сел на кровати. Странная немая сцена в зале уже прервалась, всё потихоньку задвигалось, ожило, официантки, как змейки, засверкали между столиками, покатился скупой перебряк. А вот Ксении нигде не было видно.
– - И всё-таки где она?
– - Увидишь ещё, -- сказала Ольга.
– - Никуда она от тебя не денется...
Бортали-Мирская надменно приосанилась, сцепив вытянутые руки перед собой, и сказала:
– - Ну вот, Иван Михайлович, и сбросили лишний богатый витаминами и минералами жирок. Не ожидала, что вам удаться выйти из образа.
– - Ваня -- прекрасный актёр, -- заступилась за меня Ольга.
– - Дар перевоплощения у него -- в крови.
– - Ну... да... Мы тут все видели, как он перевоплощается.
– - О чём вы, Лидия Родионовна? Любовь преображает -- что ж в это плохого?
К нам подскочила неизвестная мне полная женщина, увешанная маржанами -- крупными алыми бусками в десять рядов. Она, на удивление резвая и озабоченная, беспрерывно суетилась и тяжело дышала, а лицо её покрывали пунцовые пятна.
– - Скоренько, скоренько, времени нет...
– - торопила она.
– - Кроватку -- в сторонку, а сами проходите в зал за гостевые столики.
Все послушно тронулись, а я так и сидел в больничной пижаме на кровати, отрешённо вспоминая только что увиденный сон. Я думал о Ксении и о её дочке, которую мы рвали с мясом на этом чудовищном суде. Кто же эта девочка? На спектаклях её не было. А может, это всего лишь актёрская игра? Моя душа вообще всего "Ревизора" одна сыграла. Может, и душа Ксении также придумала себе дочку. Некое сумасшествие, которое в тустороннем мире обретает реальные облики. Я где-то читал об одной сумасшедшей, которая считала, что у неё любимый муж и двое детей. И доктор не хотел её лечить, потому что она была счастлива в своём вымышленном мире. И если бы она выздоровела -- а ей было уже за сорок, -- вряд ли ей удалось бы создать семью и родить детей. Наверное, у этой женщины где-то в виртуальной, постановочной жизни была семья -- муж и двое детей, и её сознание "сконцентрировалось" в той реальности.
– - И вы тоже проходите, -- обратилась ко мне дама с бусками.
– - Гости у нас все в зале.
Бересклет шутейно погрозил пальцем.
– - Опять вы всё напутали, Антонина Денисовна: Ванечка не гость, а виновник торжества.
– - Ой, извините, не узнала, -- всплеснула руками женщина, и лицо её расплылось в слащавую улыбку.
Санитары уволокли кровать на арьерсцену. На подмостки набежали музыканты и принялись устанавливать аппаратуру, настраивать гитары. Геранюк завёл разговор с клавишником. Возле правых кулис чудесным образом появилось белое, как сама любовь, фортепьяно -- должно быть, для серьёзной музыки.