Техник-ас
Шрифт:
Рита тем временем перетянула мне ногу выше раны ремнём и уже полезла за перевязочным пакетом.
– Оставь! – бросил я ей, продолжая короткими очередями отстреливать немцев. – Забирай остальных, и уходите. Если поспешите, то догоните наших.
– Я тебя не брошу, – замотала головой из стороны в сторону Рита. В глазах у неё стояли слёзы.
– Сержант госбезопасности Гнатюк, выполняйте приказ! – прикрикнул я и уже спокойно продолжил: – Рита, только ты одна можешь вывести всех к нашим и рассказать обо всём, что за это время произошло. Не забывай,
– Илья! Я тебя…
– Не надо, Рита, не надо. Прощай! Оставьте мне гранаты и уходите.
Я приник к пулемёту и выпустил очередь по начавшим подниматься фрицам. Немцы опять залегли. Рядом свалился на землю Николай.
– Товарищ майор, вот.
Он выложил передо мной пять немецких гранат с длинной ручкой и пару наших «лимонок». Рядом легла снаряжённая пулемётная лента. Я обернулся и протянул ему руку. Он крепко пожал мою ладонь и, хлопнув меня по плечу на прощание, перекатился в сторону.
Наши ушли, а я ещё минут десять сдерживал немцев. Странно, но самоходки не двигались вперёд, а стреляли с места, стараясь нащупать мою позицию. И, что мне очень не нравилось, у них это вполне получалось. Прихватив гранаты, я попробовал отползти назад, и у меня это хоть и с трудом, но получилось. С этой стороны меня прикрывала дорога, и можно было передвигаться согнувшись.
Я встал и сделал шаг. Лишь вовремя выставленный вперёд в качестве костыля пулемёт не дал мне упасть: боль прострелила так, что казалось, глаза выпадут из орбит.
Тем временем лёгкий ветерок сменил направление, и теперь густой чёрный дым от горевших танка и броневика стелился над дорогой. Чёрт! А ведь это шанс. На той стороне церковь. Стены у неё крепкие, и их не сразу возьмёшь из пушки. Займу позицию на колокольне, и фрицы задолбаются меня оттуда выкуривать.
Удивительно, но я смог дойти до дверей церкви, несмотря на то что немцы открыли плотный огонь, в том числе и вдоль дороги прямо в полосу дыма. Наверное, кто-то свыше решил, что я должен ещё немного потрепыхаться.
Хромая, я поднялся по ступенькам. Ногу я уже совсем не чувствовал. Плечом открыв дверь, я ввалился внутрь церкви.
– Куда?! – бросился мне наперерез церковный служитель. С оружием нельзя!
Я уже хотел было просто и незамысловато послать его, как со стороны уже знакомого мне входа в подземелье раздался голос Старца:
– Пропусти его, Михаил, да помоги подняться на колокольню. То меч Господень у него в руках. А мы молитвой поможем воину одолеть супостата.
Глава 26
Плен. Побег
Я открыл глаза и увидел над собой белый потолок. Я жив! Я всё ещё жив, что просто невозможно. Я прекрасно помню, как с колокольни расстреливал из пулемёта немецкую пехоту, как бросал гранаты,
Я попытался повернуть голову, и тут пришла она – боль. Голову словно резко сдавил раскалённый обруч, да так, что в глазах потемнело. Похоже, я даже на какое-то время опять потерял сознание.
Придя в себя, я увидел склонившуюся надо мной женщину в белом халате и с белой косынкой на голове. Она молча резко распрямилась и быстро скрылась из поля зрения. Лишь чуть слышно скрипнула дверь. Ну, и что это было? Чёрт возьми, ну почему одежда медиков везде одинаковая? Ещё и ни слова не проронила. Вот и гадай теперь: у немцев я или у наших?
Хотя, если рассуждать логически, нашим здесь взяться неоткуда. И вообще, где это самое «здесь» находится? Вопросы, вопросы, а ответов нет. Значит, будем подождать. Кстати, если я у немцев, то почему лежу явно в больничной палате, а не в лагерном бараке? Или они приняли меня за своего? Ведь в том бою я был в форме немецкого майора.
Но всё же, может, всё-таки наши?
Дверь снова скрипнула, и мои надежды рухнули в пропасть. Передо мной, в поле моего зрения, стоял и лыбился во все свои тридцать два зуба явно немецкий офицер в накинутом поверх мундира белом халате.
– Гутен таг, герр Копьёв! Вы даже представить себе не можете, как я рад, что вы наконец-то пришли в себя.
Вот ни хрена себе такое здрасти! Меня ещё и опознали. Может, хоть расстреляют или повесят сразу. А то, если пытать вдруг начнут, слишком многое могут узнать. И как бы я ни крепился, но пытками из человека можно выжать абсолютно всё из того, что он помнит, а также и то, о чём он давно уже забыл.
– Не удивляйтесь, – продолжил немец, – мы почти сразу узнали, кто вы есть на самом деле. Ваши заокеанские союзники нам в этом очень помогли.
– Герр офицер, раненому нужен покой. Прошу вас удалиться.
Мужской голос шёл откуда-то сзади, и я не видел говорившего, но предположил, что это врач.
Стоящий передо мной немец лишь коротко кивнул и ушёл, а надо мной склонился говоривший. Он осмотрел меня, попросил проследить глазами за молоточком, померил пульс. В общем, обычное дело в любой больнице. Потом мне сделали укол, и я вырубился.
А ночью мне опять стало хуже, и я впал в беспамятство. Помню, что последней мыслью было, что, может, судьба будет ко мне милостива, и я уже не очнусь.
Увы, не повезло. Через четыре дня я вновь пришёл в себя.
Уже знакомый мне офицер заявился спустя ещё пару дней.
– Ну что же вы, герр майор? – Немец придвинул стул поближе к кровати и сел на него. Сегодня он был без медицинского халата, и я смог разглядеть его форму и звание. Судя по вышитому орлу над правым карманом кителя, петлицам и нарукавному знаку, он был из люфтваффе и имел звание майора. – Складывается такое впечатление, что вы хотите лишить меня удовольствия общаться с вами.