Телесные повреждения
Шрифт:
Они сидят под металлическим зонтиком за одним из белых круглых столиков в патио у Дрифтвуда. Лора спиной к солнцу, Ренни в тени. Остальные столики слабо заполнены белыми людьми, ярко-розового оттенка разной интенсивности, одна пара похожа на индусов. Официанты черные и коричневые, архитектура выдержана в стиле придорожного модерна, балконы снабжены пластиковыми панелями зеленого и голубого цвета. На краю патио возвышается дерево, сплошь в красных цветах с огромными лепестками, похожими на гигантский сладкий горошек. Вокруг них порхает с десяток колибри. Снизу, по другую
Лора заказывает еще один коктейль. Ренни не выпила и половины, но тоже заказывает.
— Кто платит? — спрашивает Лора чересчур невинным тоном.
— Я, — говорит Ренни, которая предчувствовала, что платить придется ей.
— Вы можете записать это в счет редакции, предлагает Лора. — Разве в журналах не за все платят?
— Не всегда, — говорит Ренни. — Но я могу списать это в графу расходов. Мы можем сделать вид, что я беру у вас интервью.
— Списать, — произносит Лора. — Боже.
Ренни не может понять, вызвало это у нее восторг или отвращение.
— Такие, как вы, как раз на том и держатся, — говорит Лора.
Ренни не любит становиться объектом подобного рода умозаключений, она не любит, когда ее причисляют к мифической группе с ярлыком «такие, как вы». Она не выносит чувства собственной правоты в людях типа Лоры, которые считают, что поскольку у них было тяжелое детство или не так много денег, как у остальных, то они в некотором роде выше остальных. Ей хочется применить один из своих безотказных приемов. Она облокотится на стол, снимет очки, уставится в Лорины голубые фарфоровые глаза, которые умудряются одновременно выражать обиду и тайную радость, и скажет: «Почему вы так агрессивны?» Но у нее ощущение, что с Лорой этот номер не пройдет.
Она прикидывает, а что если расстегнуть платье и продемонстрировать шрам. Если уж предлагается игра в «бедняжку-меня», то это, безусловно, козырная карта, но Ренни не хочет превращаться в человека, использующего свои физические недостатки для получения социальной выгоды.
Она понимает, что не следовало завязывать знакомство на этой лодке, не надо было ей проявлять интерес к осмотру других отелей и лучше бы настоять на такси вместо того, чтобы слушать Лору, которая утверждала, что знает людей, и зачем позволять себя грабить, когда можно проехать бесплатно? «Ездить бесплатно, это мой пунктик» — сказала она. Мать Ренни любила говорить, что такой вещи, как бесплатный проезд, не существует.
Бесплатный проезд обернулся побитым пикапом с двумя желтыми глазами, нарисованными на капоте. Он вез туалетную бумагу, и им пришлось сидеть сзади на ящиках, взгромоздясь на них как королевы мусора. Группки людей махали им вслед и весело кричали, когда они проезжали мимо. За городом дорога стала неотвратимо ухудшаться, пока наконец не выродилась в колею из потрескавшегося и разбитого бетона. Водитель гнал как можно быстрее, и каждый раз, когда они попадали в выбоину, Ренни чувствовала как верхушка позвоночника продырявливает ей череп.
Ренни
Лора открывает свою пурпурную сумку и роется в ней, и внезапно все становится на свои места. Она вынимает ни что иное, как полиэтиленовый мешочек с травкой, около унции, как прикидывает на глаз Ренни. Она хочет, чтобы Ренни купила его. Цена по меркам Торонто, подозрительно низкая.
— Лучшая, — говорит она. — Колумбийская, только что оттуда.
Ренни, конечно, отказывается. Она слышала о законах, она знает, как можно загреметь и у нее нет никакого желания плесневеть в местной тюрьме, в то время как местные бюрократы будут безуспешно пытаться шантажировать ее мать. Ее мать твердо верит в то, что за свои поступки надо отвечать. А кто еще ее вытащит? Кто хотя бы попытается?
Лора пожимает плечами.
— Ну и ладно, — говорит он. — Я просто так спросила.
Ренни оглядывается в поисках официанта и… холодеет.
— О, Боже, — произносит она.
По бару от столика к столику ходят два полицейских, похоже они о чем-то расспрашивают посетителей. Но Лора даже не убирает мешочек, просто накрывает его своей матерчатой сумкой.
— Не гляди так затравленно, — говорит она Ренни, — ничего страшного. Я точно знаю.
В конце концов оказывается, что они просто продают билеты на вечер танцев в пользу полиции. Ренни кажется, что она узнает тех, из аэропорта, но она не уверена. Один продает, другой стоит сзади, помахивая стеком и озираясь. Ренни извлекает свой билет из сумочки.
— У меня уже есть, — говорит она, видимо, демонстрируя избыточную радость по этому поводу, потому что один из продавцов ухмыляется и говорит:
— А нужно то два, подруга. Один билет для партнера. Есть вещи, которые нельзя делать в одиночку.
Второй высоко и пронзительно смеется.
— Неплохая мысль, — подхватывает Лора, улыбаясь слегка напряженно, своей гостиничной улыбкой, и Ренни приходится снова платить.
— Увидимся на вечере, — говорит первый полицейский, и они отбывают.
— Что я ненавижу, так это копов, — фыркает Лора, как только полицейские отходят за предел слышимости. — По мне, так у них у всех рыльце в пушку. Ничего не имею против, но они пользуются преимуществом. А это — нечестно. Вас когда-нибудь останавливал коп? За превышение скорости или еще за что-нибудь? Я имею в виду, дома, здесь их не очень-то волнует превышение скорости.