Темное пламя. Дети Проклятия

Зима Ольга

Впрочем, мой волк не привык унывать бездеятельно: вместо лица он теперь прямо в пути ощупывает одежду Бранна. Ворона то ли не чувствует, то ли не обращает внимания, а руки у моего волка длинные — и если сосредоточиться на ощущениях, лоскутная куртка рисуется ясно. Ромбик из бархата, длинный, уходящий к локтю кусок атласа, треугольная хлопковая вставка, жаркий ворсистый войлок трапецией, шелк, шерсть, парча…

Изучать неблагое разнообразие интересно, мой волк любопытствует и не находит препятствий своему любопытству. Швы сходятся изогнутыми

линиями, нитки на них тоже очень разные. Возникает ощущение, что наш неблагой ограбил швейную лавку! В какую-нибудь из ночей Самхейна! А потом шил и кроил это все триста лет, сидя на болоте и вяло переругиваясь с Трясиной!

Ну вот, хоть фыркнул. Твое фыркание, мой Дей, дорогого стоит.

Значительный отрезок пути вы проходите по болоту. Бранн больше не дышит так тяжело, но ты рад, когда ощущаешь магическое протыкание пространства: неблагой умеет быть незаметным для друзей и весьма заметным для врагов.

Короткий переход такой же, как обычно: ветер в лицо одновременно с ураганом, толкающим вас вперед. Бранн идет легко, на то он и дитя Дома Воздуха. Но на грани слуха блазнится треск, видимо, вы что-то прорываете этим своим движением.

Остановка уже на краю болота. Да, почти что место вашей встречи, мой волк. Встречи, от которой сложно было ожидать подобных последствий. Однако сейчас вы оба здесь. Ворона делает привал, разводит костер, делает горький отвар для укрепления сил…

Потом утягивает тебя в еще один переход, пусть по вашим ощущениям почти ночь, а вокруг светит яркое утреннее солнце.

Знакомое, не слишком гостеприимное маковое поле навевает сонную одурь. Бранн останавливается пару раз, чтобы встряхнуть тебя, и трижды ты встряхиваешь его — и это место границы благого и неблагого мира жаждет урвать свой кусок добычи, полакомиться парой вкусных ши. Я помню взгляд, равнодушно-холодный. Забавно, что это наш Бранн тогда так смотрел на тебя!

Дальше начинается постепенный подъем. Сначала просто в гору, вверх, по узкой крошащейся тропинке. Неблагой идет уверенно, обходит несколько обвалов загодя.

На ночном привале слышно, как сходит лавина. Там вы сегодня проходили, да, мой волк. Бранна, впрочем, не добудиться — хоть хватай его за волосы, хоть привольно располагайся на спине, хоть выспрашивай о лавине! Маг во время перехода раскручивает ленту времени не назад, а вперед, ему это ничуть не проще, чем тебе было прорываться сюда.

Цвет папоротника горит все ярче, впитывая то ли твою страсть и надежды, то ли странно оживляясь от предвкушения благого королевства. Странным образом обретая магию там, где она, наоборот, должна иссякать.

На нашем маге приближение границы никаким образом, кроме усталости, не сказывается. Он по-прежнему не брезгует магическим огнем, загадочным вытаскиванием целой поленницы дров из одного полена, таинственными поисками в своем удивительном заплечном мешке припасов от мистера Октопы.

Неблагой осьминог, надо отдать ему должное, хорошо позаботился о вашем

пропитании.

Дорога сквозь гору отнимает у вас почти столько же времени, как если бы вы шли поверху. На твой вопрос, почему было обязательно проходить со сквозняком, Бранн исключительно нехорошо молчит, а потом вскользь роняет, что горы хотели вашей смерти. И непонятно, чьей больше. Неблагой явно не желает рисковать и выводит вас из-под гор так далеко и быстро, как только может.

Стоит вам появиться на заливном лугу подножий, как позади гремит обвал. Не успевший отдышаться Бранн хватает тебя, мой волк, за руку. Вокруг снова шумит ветер, в свисте которого почти скрывается вздох большого облегчения. Бормочет:

— Вот уж не думал, что тут настолько не рады видеть магов…

Подъем продолжается, хоть вы миновали горы, но теперь карабкаетесь не по земле, а по времени. Длинные переходы почти пропадают, можно насладиться лесом вокруг, пением птах, шумом совершенно обыкновенной листвы, которая не таит в себе глаз или ушей. Где пеньки — это просто пеньки!

Последняя преграда ощущается натянутой поперек груди плотной лентой. Это граница мира благих, Бранна оттесняет назад все сильнее, будто вот-вот швырнет из баллисты, тебя тащит вперед с силой катапульты!

Мой волк! Не надо упираться в рыхлую землю каблуками так крепко! Каблуки оторвет! Нет, я согласен, что друг дороже каблуков. Ох, мой Дей! До чего же волки отчаянные создания!

Граница еле-еле пропускает Бранна. Лишь тогда, когда ты обхватываешь его локоть обеими руками, упираясь всем весом, и тащишь вперед. Почти как в неблагом дворце, используя рычагом весь свой рост для того, чтобы вытащить одну неблагую Ворону.

В конце концов вы оба влетаете в лес, прокатываясь по мягким прелым листьям до дерева, которое вышибает дыхание у моего волка. Уф! Рядом отфыркивается от колючек шиповника наш неблагой.

И нечего удивляться, мой Дей, что под твоей рукой обнаруживаются две глубокие борозды — упирался ты просто потрясающе. Истинно по-королевски! Дерево, об которое ты приложился, ощущается настолько обычным деревом, что мне хочется плакать от счастья за тебя, мой волк.

Мы пришли! Мы вернулись! Мы дома!

А цветок папоротника по-прежнему сияет в твоей петлице. Он не выпал и даже не пытался выпасть, пока ты тянул Бранна. Сознательный цветок. Ну и я его немножечко придерживал, да, мой Дей!

Ах, до чего приятно, когда ты меня гладишь.

Бранн поднимается. Его слегка качает, как будто это он приложился об дерево, причем не спиной, как ты, а обязательно головой. Ворона подходит медленно, наклоняется к сидящему тебе, упирается в дерево плечом, кажется, хочет что-то сказать этому дереву, но вместо этого трясет неблагой макушкой, двигает ушами, дергает ими, стрижет!

— Дей! Дей, скажи, почему так тихо? — он все еще покачивает головой в непосредственной близости от твоего лица. Смешно повышает голос: — Или я оглох?!