Темное пламя. Дети Проклятия

Зима Ольга

Вот не время сейчас смеяться! Мой волк! Успокойся! Не упирайся в чешую лбом с таким видом. Это нервное! Что? Где Бранн?

Так-так-так… ну как обычно — почти в зубах, почти под огнем, почти попался! Ах! Так вот какие он обещал тогда развлечения!

Мой во-о-олк!

Да, до основания левой шеи осталось всего ничего, а среди чешуи определить нужную довольно легко: она не топорщится вместе со всеми. Боюсь только, Семиглавый быстро обратит на тебя внимание, стоит ее тебе только сорвать!

Один кинжал, загнанный под чешую, заставляет змея встревожиться и зависнуть на месте. Это

опять площадь с фонтаном возле дворца! Семиглавый оставляет погоню и настороженно рычит, выдыхая слабое пламя и подсвечивая спину оранжевыми искрами.

Да, мой волк, стоит замереть и не двигаться! Ты все ещё не замечен, когда опускаешь голову, углядеть тебя вовсе невозможно. Как хорошо, что руки прикрыты! Пусть перчатки и порвались немного, одна ладонь пробита, а пальцы придавлены не по разу.

Второй-третий кинжал — змея заворачивает спиралью, жаркое дыхание из его ноздрей опаляет тебе руку и голень, головы рыщут, громко постукивая зубами, выпустив раздвоенные языки… Одна башка зависает почти над тобой, тебе везет, это та самая, лишенная своего чувствительного языка! Змей принюхивается исключительно носом, вглядываясь в чешую.

Он вот-вот увидит тебя, мой волк!

Неожиданно влетевшая в морду Ворона клюет громадину под костяной гребень, а ты резко поднимаешь пластинку на себя — Семиглавый извивается, снова переключаясь на Бранна, из-за потери глаза почти не чуя срыва чешуи.

Наша Ворона привлекает внимание слишком хорошо и надежно, да, мой волк, поэтому надо крепко держаться. Даже за схлопывающиеся к телу окружающие чешуйки. Перевоткнуть метательные ножи ты не успеваешь, никто бы не успел, а змей стремительно загибается, мечтая порвать надоедливого противника в пух и перья. Земля и небо вновь меняются местами, но время любоваться видами прошло: остаются только руки, чешуя и необходимость держаться.

Ревущее под тобой переливами чудовище закладывает петли, заставляя твои ноги приподниматься, а тело — отлетать на расстояние ладони, пусть ни разу ты не упал на змея плашмя, волки тоже ши. И устают как все! Хотя и гораздо медленнее, чем все прочие. Осторожный упор носками сапог и плавное уговорное приближение к Семиглавому, как к девушке… Да о чем ты вообще думаешь, мой волк? И вовсе я тебе не мешаю, не сбиваю и не говорю под руку!

О! Змей завис! Опять!

Ворона, напротив, еле держится в воздухе, хотя как ты это определил, я не понимаю, но верю тебе на слово. Усесться — дело одного мгновения, твой двуручник шелестит, покидая ножны, ближайшая голова видит это, раздается упреждающий рык, они поворачиваются к тебе все вместе! И сейчас их не способно отвлечь ничто. И под нижними челюстями всех семи голов уже созрело пламя.

Мой волк, ты должен, просто обязан быть быстрее!

Солнечный меч входит на всю длину под сорванную чешуйку змея. По телу раскрывшего для пламени пасти Семиглавого проходит конвульсия, кажется, что он кричит беззвучно, а потом рык переливается в последний раз, туша, подрагивая, валится вниз, сворачивая фонтан и распластываясь по тянущемуся тут Цветку.

Вытянуть меч и спуститься по чешуе — дело нескольких мгновений.

Ты, мой волк, кажется не растерял ни капли азарта, хотя твое лицо перемазано пылью и пеплом,

а волосы у корней стоят дыбом от сильного ветра. Бранн неподалеку, он упирается руками в колени и старается отдышаться, но поднимает голову на твои шаги, улыбается, медленно выпрямляясь, вытягивает левую руку в сторону туши змея.

— Для спокойствия, — ладонь смыкается, и все семь голов отлетают, мгновенно отрубленные золотыми лезвиями. — Я же предупреждал.

— А ходить за одеждой мне понравилось, — мой волк, не хлопай Ворону по спине так воодушевленно. — Повторим?!

Бранн косится на тебя с прищуром, мой волк:

— Для этого нам понадобится ещё хоть один змей, а мы, боюсь, истребили всех ближайших.

Да, мой Дей, припоминать белого вообще неприятно.

— И куда ты, позволь, Бранн, спросить, смотрел? — твой голос опасно опускается, а рука сжимается на плече неблагого, но это вызывает лишь улыбку. — Когда эта бледная зараза пыталась тебя заморозить?

— Я смотрел ему в глаза, — ох, наш неблагой это наш неблагой. — Спасибо, что привел меня в чувство и спас жизнь, — Ворона достает из-за голенища тот самый метательный кинжал и протягивает тебе.

— Все-таки иметь дело со змеями вам, птицам, не стоит, — хотя ворчание твое недовольно, я чувствую, ты рад, что все обошлось.

Из-под твоей руки Бранн, опять же, не выворачивается. Никто не пытается его поджечь, замучить или сожрать, и в этом тоже есть что-то успокаивающее.

— Ох, Зануды, правда, расстроятся, — острое ушко виновато дергается. — Но мы сейчас попробуем…

Повинуясь властному жесту, тело Семиглавого вздрагивает, окруженное золотистыми искрами, подлетает сначала на высоту твоего роста, а потом чуть выше — и планирует до стены дворца, туда, где мы видели его днем. Хвост и тело прихотливо загибаются по желанию Бранна, шеи свиваются сложным переплетением, закрывая бреши… Изрядно, впрочем, в этой картине не хватает голов.

— Как думаешь, Дей, — в голосе мага, способного удержать эту тушу и придать ей нужную форму, сквозит смущение, — если приставить к шеям горшки с цветами, будет сильно заметно?..

Твоя рука на его плече напрягается, стоит представить змея с кустом вместо головы, начинает разбирать смех, но Ворона пока этого вовсе не чует.

— Если приставить ему головы, то змей может исцелиться, а совсем без голов, ну, — вздыхает, — Джоки и так заметят, конечно, но, может, не сразу?..

— А ты думаешь, во всем городе ещё остался кто-то, кто не заметил? — рвущийся наружу смех делает твой голос сдавленным, мой волк, продышись.

Вместо ответа Бранн на пробу поднимает в воздух ближайший куст в горшке и приставляет к освободившейся шее.

Мой Дей! Смеяться прямо в плечо неблагого? Я понимаю, что тебе нужна опора, но… Бранн, однако, не дергается, а по мере того, как смех разбирает тебя, начинает веселиться и сам. Мальчишки! Да успокойтесь вы!

Туша из-за подрагивающей руки мага тоже трясется, словно присоединившись к вам, а упущенная из виду шея сносит внешний барельеф и еще одну цветочную вазу.

— Спишем это на змея, — Бранн, стараясь успокоиться, унять подрагивание рук, растопыривает пальцы… другая шея сносит украшение уже с крыши. — И это тоже.