Темные числа
Шрифт:
Здесь, в Гаване, как и везде, толпы людей. К счастью, вдоль всего пути от аэропорта до центра города стояли милиционеры и полицейские. Не обращая внимания на воду, которая заливалась в обувь и летела из-под колес, сотрудники правоохранительных органов стояли плотной цепью. Автомобиль главы государства сопровождали мотоциклисты. Сергей особенно ценил созданное таким образом свободное пространство – обзор был лучше, чем в Лондоне, где автомобиль буквально продирался сквозь толпу.
В зеркало заднего вида сотрудник «девятки» хорошо видел человека, которого охранял: Юрий Алексеевич Гагарин улыбался
Капитан Боланьо, занимавший вместе с Сергеем пассажирское место в кабриолете, держался подчеркнуто невозмутимо. Но на каждом повороте, когда их ноги или плечи соприкасались, напряжение передавалось подобно электрическому заряду. Конечно, в таких ситуациях сотрудники службы безопасности становятся особенно мнительными. На ходу, без остановок выделить в толпе потенциальную опасность непросто – люди бросали цветы, держали плакаты, фотографировали с балконов, набережной, грузовиков и повозок; вот старушки с палками и зонтиками, красавицы, готовые пожертвовать прической, группа горячих парней, бегущих за праздничной процессией. Неоплаченных счетов и неиспользованных патронов в стране хватает. Каждый раз, стоило дождю на миг ослабеть, Сергей чувствовал, как по вискам стекает пот. Но он немного расслабился, когда Юрий Алексеевич сзади постучал его по плечу и указал на огромную ракету из папье-маше: человек, которого забросили в небо на сотнях тонн горючего, будет улыбаться, даже если кортеж поедет через ад.
– Под таким тепленьким душем она долго не продержится, – крикнул Юрий Алексеевич. Стоявшие по бокам спутники гордо закивали, не дожидаясь перевода.
– …Безмерно счастлив, что моя мечта посетить героическую Кубу наконец-то осуществилась, – донесся до нее перевод слов, которые она уже слышала по радио. Впрочем, Альдонса успела выучить их наизусть и на русском: за прошедшие полчаса майор семнадцать раз проинформировал высокопоставленных лиц о переполнявшей его радости.
Официальная часть встречи давно закончилась, художественно оформленные закуски расхватали. Гости бродили по залу по непредсказуемым траекториям, расходились в разные стороны и опять встречались, под смех и звон бокалов образовывали пары и группки, которые тотчас же рассыпались и складывались заново, при этом все намеренно стремились усовершенствовать орбиту движения. Гагарин, центр притяжения, в основном оставался невидимым для Альдонсы, очень уж тесно окружали его послы, партработники, команданте и сопровождающие с советской стороны. И все же для нее не представляло труда определить его местонахождение, рядом с майором авиации неизменно светилась, будто маяк, сигара Кастро.
– …Колумб, понятно. Мы его называем Кристобаль Колон, – как раз говорил Дортикос, когда канадский атташе вернулся к Альдонсе и протянул ей бокал шампанского. Пока они пили, со стороны советской делегации донесся взрыв смеха, и Альдонса услышала, как переводчик повторяет шутку на кубинском испанском:
– …Похоже, мы хотели попасть к центру Земли и только по оплошности оказались на орбите…
Дальше она не расслышала,
Альдонса извинилась и отправилась к туалету. Из фойе она попала в соседний танцевальный зал. Оркестр играл для единственной пары. «Когда я сосчитаю все слезы, мы встретимся вновь», – неслось ей вслед, когда она через боковой вход вернулась в зал для торжеств. Взяв пустой бокал и уверенно лавируя, она направилась к новой орбите рядом с маяком, над которым потолочный вентилятор с трудом разгонял клубы дыма. Спустя некоторое время ей снова удалось вычленить в гомоне голос переводчика:
– …На Венеру, вот это стало бы настоящим космическим путешествием.
– …Да, есть мужчины, которые платят, а некоторым такая мысль ни разу в жизни и в голову не придет, – раздался хриплый голос из-за колонны.
Слева седовласый посланник спросил:
– А почему бы Мексике не построить космический корабль?
А справа команданте Акунья объяснял:
– …Как я уже говорил, там не было никаких крокодилов.
В фарватере обслуживающего персонала, который лавировал сквозь толпу с новой порцией холодных закусок, Альдонса протискивалась к центру.
– …Да нет, с этим справляется большой электронный мозг, – услышала она переводчика.
Приблизившись еще на шаг, она нечаянно наступила на ногу одному из гостей. Пострадавший быстро обернулся, но в тот же миг расслабился, и защитная реакция сменилась неопределенной улыбкой:
– Мы еще не имели удовольствия познакомиться, – произнес он на безупречном испанском.
Сергей приоткрыл дверь и осторожно заглянул в спальню. Гагарин по-прежнему лежал на боку в изножье двуспальной кровати. Казалось, он не шевелился с тех пор, как заботливые сотрудники «девятки» подняли его ноги на матрац и сунули под спину подушку. В таком сонном оцепенении он напомнил Сергею пушкинскую мертвую царевну, хотя свисавшая с балдахина москитная сетка не особо походила на крышку хрустального гроба. Гольгенко, сидевший на табурете рядом со спящим и листавший отчет с оперативными данными от главного управления, в этой картине играл роль богатыря на страже. Он одарил Сергея совсем не благородной усмешкой, которая тут же перешла в зевок.
Молодая кубинка, бесшумно следовавшая за Сергеем, приподнялась на цыпочки. Ей все равно не удалось разглядеть спящего космонавта, хотя Сергей Варданович с виду лишь на сантиметр выше Гагарина, следовательно, на несколько сантиметров ниже, чем она.
– К сожалению, придется подождать, пока он сможет вас принять, – прошептал Сергей, осторожно закрыв дверь.
– Он действительно просил, чтобы я подождала здесь?
– Именно так. Садитесь.
Сергей вытащил из-под кресла бутылку, наполнил чашки, а потом продолжил рассказ о Москве и Мадриде и, готовясь провозгласить очередной тост, принялся вспоминать развалины Берлина, казахские степи и огненный хвост космического корабля «Восток». Спустя некоторое время он стоял на стуле, который Альдонса водрузила на журнальный столик. Но как Сергей ни тянулся, он не смог достать ни одного висевшего под потолком воздушного шарика, а прыгать было опасно: этого может не выдержать ни он сам, ни мебель.