Темные числа
Шрифт:
Москва – Рига – Москва, 1961 год
Конструкторское бюро ОМЭМ Леонид нашел в конце длинного коридора на цокольном этаже здания, где прежде располагалась телеграфная станция, на восточной окраине города. Рабочие под самодельными фонарями раскатывали кабели, вешали трубчатые лампы над чертежными досками, прокладывали трубопроводы под скамьями, устанавливали мойки и пожарную сигнализацию. Никита Лаврентьевич Орловский, главный конструктор, принял Леонида в незастекленной пока каморке. К горшку с хлорофитумом был прислонен портрет председателя Совета министров, могущественного тезки конструктора – Никиты Сергеевича Хрущева. Раздуваясь от гордости, Орловский сообщил, что окончил Московский
– Ваше рабочее место еще не готово, а время надо провести с пользой.
Хорошо бы, мол, завязать в Риге контакты для дальнейшего сотрудничества.
– Без транзисторов можете не возвращаться. Если что-то не получится, звоните по этому номеру и сразу называйте пароль дня.
Орлов помахал карточкой, которую вытащил из-за уха Леонида.
– Пароли на эту неделю указаны на обороте.
Директор латвийского завода по производству транзисторов отговаривался срочными встречами. Его заместитель утверждал, что ничего не слышал о специальных лимитах. Секретарша директора клялась, что не получала ни писем, ни телеграмм с инструкциями от министерства. Так что Леонид имел удовольствие испытать волшебное заклинание. Как только он прошептал в трубку пароль, его попросили записать адрес и рекомендации по меню. Явившись на место встречи, Леонид заказал фрикадельки с начинкой и отварной картофель на гарнир, принялся ждать. Вскоре к нему подсел кудрявый мужчина, оказавшийся великолепным слушателем. Выпив, он настоятельно порекомендовал Леониду завтра снова прийти сюда на обед и непременно попробовать путру с миногой.
Леонид так и поступил. На этот раз к нему подсел лысый мужчина, который предложил отправиться с ним на завод по производству транзисторов. На заводе лысый сразу исчез в управленческом отделе. Леонида одолела дремота, из которой его вырвали работники склада, откинув заднюю стенку кузова и начав грузить ящики с транзисторами.
Измотанный, но гордый первым успешно выполненным заданием на ниве конспиративного материального обеспечения, Леонид вернулся в Москву. Он думал, что не найдет никого, кто помог бы разгрузить машину: все-таки воскресенье, и погода прекрасная. Но едва он въехал во двор бывшего телеграфа, как из цокольного этажа вышел главный конструктор Орловский, а с ним двое мужчин. Те перенесли ящики в микроавтобус, пожелали доброго вечера и уехали.
– И что мы теперь будем делать без транзисторов? – спросил Леонид.
– А для чего они нам? Сначала нужно подготовить проект нашего малыша. Пока мы смонтируем опытный образец, появится новое поколение транзисторов, и нам может понадобиться еще какая-нибудь услуга, – ответил Орловский. Затем он магическим образом извлек из-под пальто бутылку и пригласил Леонида полюбоваться готовым рабочим местом.
Первое, что Леонид увидел следующим утром, была металлическая подставка для чертежной доски. Где-то зазвонил телефон, послышались шаги, отдаваясь от голых стен. Леонид протер сухие глаза и поморгал, увлажняя их. Он увидел пару замшевых туфель с пятнами от воды, и это наводило на мысли о дождливом понедельнике или о коварном водителе поливальной машины. У человека, стоявшего перед чертежной доской, кто бы он ни был, носки, должно быть, тоже промокли. Леонид опрометчиво выпрямился и стукнулся головой о край чертежной доски. Снова открыв глаза, он увидел белоснежную шевелюру, сине-голубые глаза и усы, будто у моржа, которые закрывали не только нос, но и рот.
– Доброе утро! Несказанно рад наконец-то познакомиться с коллегой. Я Фома.
Леонид с трудом выдавил «Приятно познакомиться». От запаха мокрых туфель желудок взбунтовался так, что Леониду пришлось задержать дыхание и предусмотрительно придвинуть к себе мусорную корзину, стоявшую под доской.
– Если вы предпочитаете этот чертежный прибор,
– А вы скрытный человек, каких мало. За весь вечер и словом не обмолвились, что готовитесь стать отцом. Поздравляю, Леонид Михайлович!
Леонид вяло отмахнулся:
– В августе.
– Как бы не так! Только что звонили из больницы.
Леонид непонимающе глядел, как Орловский извлекает из-под рабочего халата еще одну бутылку.
– Ваша супруга вчера родила девочку.
Леонида вырвало в пустую мусорную корзину.
ГЛМ
Москва, 1961–1966 годы
У Ткачёвых Леонид чувствовал себя как дома. Коммунальная квартира, где жили Фома и его супруга Галина, принадлежала когда-то зажиточному виноторговцу. Ткачёвым досталась бывшая гостиная. Прежние жильцы разделили ее фанерными перегородками на три с половиной комнаты. Из комнаты без окон две двери вели в спальню и кладовку, за которой находился кабинет Фомы. Дверь в спальню обычно оставляли открытой, так в комнату попадал свет и свежий воздух. В гостиной сохранилась лепнина – виноградные гроздья – и поблекшая аллегория на потолке: ее можно было увидеть целиком, обойдя все три с половиной комнаты. Фома с женой спорили, то ли это «Аллегория с Венерой и Амуром», то ли «Время, открывающее истину»; Леонид не хотел принимать ничью сторону.
В серванте Фома хранил модели кораблей: шлюпы, шебеки, баркентины, парусные пароходы, линейные крейсеры и сухогрузы. Некоторые экземпляры были не больше ногтя. У стены, отделявшей комнату от общего коридора, высились до самого потолка книжные полки. С недорогими трудами классиков коммунизма и шестьюдесятью шестью томами Большой советской энциклопедии соседствовали томики Сапфо и Чернышевского, всевозможных Ивановых, Катаевых, Толстых и так далее. Большую часть этой библиотеки Ткачёвы нашли у себя подвале за ветхой кирпичной стенкой. Книги в основном находились в плачевном состоянии. Фома восторгался звукоизолирующими свойствами библиотеки и никому не давал читать эти книги: «Пока они стоят вплотную, я сплю превосходно».
Леонид кивнул: ни плач заболевших младенцев, ни ссоры соседей, ни хлопанье дверьми, ни концерты свистящих чайников не проникали через эту защитную стену.
Коридор, кухню, ванную и туалет Ткачёвы вынуждены были делить с восьмью жильцами. Фома не знал, кто из них повесил на двери в туалете шутки о кибернетике, вырезанные из «Крокодила», но счел их появление хорошим знаком – свидетельством, что соседям не чужды новейшие научные разработки.
Галина подавала на стол маринованную селедку и одна бежала в оперу или в кино либо обратно на кухню. Так проходил каждый третий или четвертый субботний вечер, с тех пор как Леонид и Фома стали вместе работать в КБ ОМЭМ.
Их разговоры в большинстве своем напоминали засасывающий по пояс зыбучий песок, из которого они не могли выбраться до рассвета. Во время таких бесед Фома по многу раз то бледнел, то багровел, в зависимости от того, о чем шла речь. Когда на висках у него вздувались жилы, он замолкал посреди предложения и менял тему, поэтому некоторые истории и рассуждения дробились на части, растягиваясь на несколько дней, а то и недель. Лишь постепенно Леонид полностью узнал биографию Фомы.
Он родился в Твери и много лет не выезжал за ее пределы. «В Твери я переболел скарлатиной, но как только город переименовали в честь Калинина, я подхватил краснуху, ветрянку, потом свинку и перенес сотрясение мозга». Подростком Фома неуклюже играл в городки и не подавал надежд как аккордеонист. «В юности что-то еще могло измениться к лучшему, но что поделаешь?»