Тёмные хроники снов

Саксин Игорь

Я присел рядом с его столом и протянул отчёт.

Шеф взял его и тут же положил на пачку бумаг, лежавших рядом с городским телефоном, которым ВВ практически никогда не пользовался. Некоторое время он рассматривал этот телефон, а потом тихо сказал:

– Тут такое дело. Любаша уходит.

Я понимал, что никакие слова утешения не смогут помочь в такой ситуации и просто спросил:

– Совсем ничего нельзя сделать, Вячеслав Валерьевич?

Левый глаз шефа задёргался.

– Совсем. Отослали анализы во все лучшие клиники мира. Израильтяне было дали надежду, но потом и они отказались.

– А диагноз есть?– спросил

я.

– Нет диагноза, и никогда не было.

– Как это?– не понял я.– Ведь должна быть причина всему этому.

ВВ грустно усмехнулся.

– У нас в этом декабре тройной юбилей: мне семьдесят лет, ей шестьдесят. Оба декабрьские, пять дней разница. Сорок лет как официально женаты. Я её как увидел, сразу понял,– моя. Раньше мужики на длину ног особо не смотрели. И шмоток у наших баб красивых не было. Разденешь её, а там бельё такое… Вспоминать смешно. Она красивая, хохотушка, я долго за ней бегал. Она и сдалась. Свадьбу в Сибири играли, она оттуда родом. Потом мотались вместе по всей стране, она и застудилась где-то. А лечиться когда? Всё не беременела, да мы сильно и не переживали. Думали, осядем окончательно, тогда и дети появятся. Потом Союз развалили. Мы ко мне в Петрозаводск переехали. Я начал бизнесом заниматься, деньги появились. А наследников всё нет. Мы к кому только не ездили, да всё без толку. А потом один московский старичок профессор мне и говорит: случай, мол, очень интересный, я с таким за годы работы никогда не сталкивался. Сидит в ней гадость какая-то, затаилась, и момент ждёт, чтоб проснуться. Берегите жену.

ВВ облизал губы и продолжил:

– Я, выйдя от него, посмеялся: тоже мне светило околонаучное! Годики тикали, мы с Любой свыклись с мыслью о том, что деток у нас не будет. Я и сам не заметил, как начал в чужих постелях просыпаться. Любаша чувствовала, но сильно не пилила. Я только потом понял: она себя винила и свободу мне дала в надежде, что другая от меня родит. Я ведь всегда о сыне мечтал.

Голос шефа задрожал. Он налил себе воды из графина, стоявшего на столе. Я заметил, как сильно трясутся его руки. ВВ с жадностью выпил воду.

– Теперь, как гадость эта проснулась, я часто профессора вспоминаю.

А мне вспомнились слухи о частых заграничных поездках шефа с молодой любовницей. Этв тема в офисе не афишировалась, но говорили, что Любовь Андреевна всё знала и, прикованная к постели, терпеливо ждала мужа.

Во мне вдруг закипела злость.

– Выходит, Вячеслав Валерьевич, пока Вы на курортах развлекались, Ваша жена…

Я не договорил, увидев, как багровеет лицо шефа.

Он махнул рукой в мою сторону и тихо сказал:

– Лежачих не бьют, сынок, слышал?

Я отвёл глаза:

– Извините.

– Да прав ты, чего уж тут,– неожиданно согласился ВВ,– но с этим покончено, я давно так решил!

– Поздравляю!– буркнул я, мысленно ругая себя за допущенную бестактность.

Шеф нажал на кнопку, утопленную в столе:

– Девочка, будь добра, два кофе.

Через минуту в комнату вошла Юля с подносом, на котором стояли две дымящиеся чашки и вазочка с печеньем. Она поставила поднос на стол и быстро вышла из кабинета.

– В горле пересохло,– сказал ВВ,– угощайся.

Я сделал глоток и посмотрел на него. Было понятно, что он сказал не всё, что хотел.

– Потом в фирме появился ты,– спокойно продолжил ВВ, словно и не было между нами словесной перепалки,–

Любаша к тебе сразу сердцем прикипела. Часто повторяла, что если бы родила сына, он бы на тебя был похож. А как узнала, что ты сирота и бабушкой воспитывался, так первое время только об этом разговоры были. Квартира твоя её заслуга. Я сказал, что ты бабушкину квартиру продаёшь и ищешь варианты. Она и прицепилась: помоги мальчику да помоги. Деньги, говорит, на тот свет с собой не утащим. Я даже приревновал к тебе немного. По дурости, конечно.

Вот это новость! Около года назад шеф очень помог мне с приобретением квартиры. После смерти бабушки я долгое время жил в старой малюсенькой однокомнатной квартире на проспекте Энгельса. Дом, который давно пора было снести, одиноко стоял, зажатый со всех сторон огромными новыми зданиями. Квартирку эту она получила в девяностые годы прошлого столетия вместе с дедом, которого я никогда не видел. Он умер задолго до моего рождения. Не помнил я и своих родителей, пропавших в Кавказских горах, когда мне было семь месяцев. Бабушка о своей единственной дочке и её муже говорила редко. На мои вопросы она отвечала односложно и с большой неохотой. Мне было известно, что мама и папа занимались горным туризмом. Сразу после их свадьбы на свет появился я. А потом произошла трагедия. Их тела так и не были найдены, поэтому и хоронить было некого. Бабушке выделили участок под их могилу на Северном кладбище.

– С ума сошли, ироды!– часто говорила она соседке по лестничной площадке,– ящики пустые мне, что ли, закапывать? Найдут, так и поступим по-человечески!

На этом участке я и похоронил её ранней весной в свои неполные двадцать пять лет.

Бабушку я очень любил. Она старалась заменить мне родителей, подрабатывала мытьем лестниц в соседних домах для того, чтобы я ни в чём не нуждался. Она привила мне любовь к литературе и истории. Своими спортивными успехами я был обязан только ей. Предков папы я не знал совершенно, бабушка с ними не контактировала, говоря, что именно мой отец был виновником гибели её дочери. На стене нашей комнаты висело множество икон. Дома бабушка молилась ежедневно, но в церковь не ходила никогда. Каждый вечер она заставляла меня становиться на колени и вслух читала «Отче наш». Я до сих пор наизусть помню эту молитву.

Когда я подрос, часто спрашивал бабушку, отчего у неё не сохранились фотографии моих родителей. Она всегда делала строгое лицо и говорила:

– Сколько раз тебе повторять? Перед тем, как мы с твоим дедом перебрались в Ленинград, у нас случился пожар. Сгорело всё, слава Богу, сами уцелели!

В детстве я мечтал, что когда вырасту, обязательно найду тела родителей. Но детство давно закончилось, и с ним растаяли мои мечты. Сейчас в моей комнате висела оцифрованная фотография бабушки, а рядом висели её иконы. Правда, я давно не молился.

А потом пришло время что-то менять в своей жизни. И я решил поменять квартиру. Вот тут-то и подоспело предложение шефа.

– Я тебе миллион добавлю,– сказал он мне.– Буду тридцать процентов с зарплаты списывать. Так что ты теперь в кабале.

И даже расписку не взял. И, к моему удивлению, с зарплаты ничего не снимал.

И вот теперь я узнаю, что всё это организовала Любовь Андреевна.

Я одним глотком допил остывший кофе и сказал шефу:

– Вячеслав Валерьевич, мне нужно увидеться с Вашей женой. Хочу поблагодарить её за всё!