Тёмные хроники снов
Шрифт:
И тут мне припомнилась давняя история, произошедшая со мной в Москве. Случилась она через несколько месяцев после похорон бабушки.
Мы с друзьями болельщиками отправились на ночном поезде в столицу. "Зенит" играл с одной из московских команд. Мы решили совместить полезное с приятным: футбол посмотреть и по Москве погулять.
Оставшись без строгого бабушкиного присмотра, я расслабился. Бывшие институтские друзья быстро взяли меня в оборот. Я стал единоличным хозяином квартиры, пусть старой и запущенной, но своей. Шумные компании почти ежедневно стали собираться у меня. Сигареты, алкоголь, наркотики: меня закружило в мутном
В поезде мы серьёзно заправились водкой, и утром мне было очень нехорошо. Весь день мы бродили по столице, не забывая при этом посещать дешёвые рюмочные, и под вечер спустились в метро, чтобы ехать на стадион. В людской сутолоке я не заметил, как остался один. Продвигаясь сквозь толпу, я пытался найти своих друзей, понимая, что это практически не возможно. Денег у меня не было, телефон с зенитовскими прибамбасами находился в одном из рюкзаков пропавших земляков. Город я не знал совсем. Время обратного отправления и номер поезда тоже. В отчаянии я стал размышлять, что делать и вспомнил, как в детстве ездил с бабушкой в Москву к её подруге. Мы много ходили по городу, а потом ели вкусное мороженное возле памятника Пушкину. И я решил пойти туда.
Сориентировавшись по карте, висящей на стене, я проехал несколько станций и вышел на Тверской. Пушкин был хорошо виден, и я пошёл к нему. Моё внимание сразу привлёк пожилой плохо одетый бородатый мужчина лет шестидесяти, сидящий на бордюре неподалёку от памятника. Вокруг него на асфальте лежало несколько огромных собак. Я отметил, что все они чёрного цвета. Мужчина пил пиво из жестяной банки. Я присел рядом на бордюр и одна из собак, подняв голову, зарычала на меня.
Мужчина почесал её за ухом и спросил:
– Хочешь пива?
– Хочу.
Он достал банку из пакета и протянул мне.
Я приподнял металлический язычок, и шипящая белая пена брызнула мне на брюки.
Мужчина засмеялся:
– Забыл предупредить, оно тёплое. Я тут уже часа два сижу.
Я сделал большой глоток. Пиво и в самом деле было тёплым.
– Собаки у Вас все чёрные,– заметил я. – Из одного помёта?
– Сам не знаю, как так получилось,– отмахнулся он и прижал банку к губам.
– А что Вы тут делаете?– спросил я.
– Отдыхаю,– ответил он. – Устал немного после рабочего дня. И собачки устали. Видишь, языки высунули. Сейчас посидим немного и дальше пойдём. Меня милиция знает и не дёргает лишний раз. Я тут вроде ещё одной достопримечательности,– он кивнул в сторону памятника,– но за красные линии не захожу. Деньжат соберу с туристов и ухожу.
– Куда?– спросил я, почувствовав, как от пива начала кружиться голова.
– Как куда? Домой! В ночлежку!
– Вы живёте в ночлежке?– удивлённо спросил я.
– А ты подумал, что я Путин? Вышел такой со своими собачками прогуляться, пивка попил, и в Кремль?
Шутка мне понравилась и я засмеялся.
– Я бомж, как принято говорить в некоторых кругах. Без определённого места жительства. Ещё пива?
– Ещё!– уверенно сказал я. – Но Вы не очень-то похожи на бомжа. Одеты Вы, прямо скажем, не по моде, но речь правильная,
Он усмехнулся:
– Лет семь назад я был вполне себе успешным человеком. Преподавал в институте физику. Потом скоропостижно скончалась жена. За месяц сгорела от рака. Я запил и не смог остановиться. С работы выгнали. Пропил машину, потом начал выносить вещи из дома. А приблизительно через год единственная дочь выгнала меня из дома: сунула, кому надо денег на лапу и квартиру продала. С тех пор я девочку свою не видел. Да и не хочу уже. Что мы при встрече скажем друг другу?
Он так спокойно и буднично говорил об этом, что я вдруг расплакался и, размазывая пьяные слёзы по лицу, начал рассказывать ему историю своей короткой жизни. Про родителей, про бабушку, про поездку в Москву и про своих неверных друзей.
Он внимательно смотрел на меня, часто кивая головой.
А потом мы опять пили пиво и его верные друзья, огромные чёрные псы, облизывали мне руки и лицо своими шершавыми тёплыми языками. Я смотрел в их умные печальные глаза и был совершенно счастлив. Так счастлив, как не был ещё никогда!
А после этого я провалился в бездну и пришёл в себя на нижней полке плацкартного вагона на Московском вокзале. Люди торопливо спешили к выходу, задевая мои ноги чемоданами и сумками. Голова болела страшно, я не понимал, как оказался в Питере и тряс головой, пытаясь прийти в норму.
В кармане брюк я обнаружил двести рублей и записку. Ровными печатными буквами там было написано:
"Сынок, ты очень понравился мне и моим собакам, а они абы кого за своих не признают. Мы будем скучать. Позволь по- отечески сказать тебе вот что. Не кури так много, а лучше брось вообще! Пить ты не умеешь, это особое искусство, а посему брось пить! Вычеркни из жизни своих "друзей". Навсегда! Устройся на работу, найди надёжную подругу и будь счастлив! Помни: людей много, а Человеков мало! Если встретишь на своём пути нуждающегося в помощи, будь Человеком! Я очень благодарен тебе за вчерашнюю беседу! Тебе требовалась помощь, и я постарался помочь тебе. С уважением, Борода. P.S. Извини за тёплое пиво!"
Я не понимал, за что он меня благодарит, но постарался исполнить то, о чём он попросил. Получилось всё кроме надёжной подруги.
В Москве с тех пор я не был ни разу.
И вот опять я видел перед собой подобного человека. Он был стар, измотан и, вероятно, болен. Судя по изрезанному морщинами лицу, ему было за восемьдесят. Он мог быть ровесником Войны. Той Великой Войны, в которой наши предки с таким трудом победили, щедро удобряя землю своей кровью и оставляя на наспех сколоченных деревянных крестах свои немудреные имена и фамилии. И за одно это его можно было, если не любить, то хотя бы уважать. Я не знал его истории, не знал кто он, откуда и куда едет. Но я видел его глаза. И шагнул в его сторону.
– Разрешите присесть?– спросил я его, стараясь не обращать внимания на ужасный запах, которым была пропитана одежда старика, его сумки и он сам.
– Милости прошу,– ответил он.
– Знаете,– сказал я,– не хочу, чтобы Вы подумали, что я подсел из жалости.
– Я думаю,– ответил старик,– ты подсел потому, что не хочешь быть таким, как все. Это твоё право. Видишь ту толстую тётку в синем пальто? Смотри, как она на тебя глаза вылупила. Вот, дурачок, думает, сел к деду, от которого за километр мочой прёт и беседует с ним. Да и другие пассажиры на тебя косо поглядывают.