Тёмные скалы
Шрифт:
– Вы так думаете?
Женский голос прозвенел совсем рядом так ясно и неожиданно, что Марвин дёрнулся, расплескав воду на рубашку. Поспешно выпрямился, поднял глаза: молодая дама в строгом синем платье смотрела прямо на него – открыто, заинтересованно. Её светлые волосы были аккуратно зачёсаны со лба и убраны в сетку, и Марвин вспомнил о своих, безобразно отросших до середины шеи и наверняка встрёпанных – во всяком случае, сегодня их точно ещё не касалась расчёска. Он сконфуженно заправил за уши пряди, стряхнул цветные капли с рукавов. Никакого подобающего ситуации ответа не шло
– Кажется, я напугала вас, мистер Койн, простите, – она шагнула вперёд, и только теперь Марвин увидел, что за её плечом стояла служанка – видимо, горничная. – Очень жаль, что супруг не успел представить нас друг другу. Можете называть меня леди Эшвуд.
Марвин оторопело кивнул. Хозяйка поместья? Разве она не должна быть много, много старше? Разве Эшвуд вчера не упоминал о своём взрослом сыне?
Всевозрастающее чувство неловкости отупляло и обездвиживало. В обители отца Лоуренса Марвин никогда не позволял себе выглядеть неопрятно, тем более в присутствии дам. Радость от встречи со старым занятием сыграла с ним скверную шутку, но кто бы мог подумать, что супруга Эшвуда вдруг явится сюда так рано, без предупреждения?
– Разрешите пройти в дом?
Марвин широко распахнул дверь, зацепив взглядом собственные перепачканные пальцы. Он был настолько беспомощен в своей неряшливости, что даже не мог подать леди руку, чтобы помочь взойти по ступенькам.
– Да, конечно, – проговорил он, безуспешно пытаясь вытереть свободную левую кисть о фартук. – Прошу прощения, леди Эшвуд.
– Ну слава богу, – сказала она доброжелательно, без тени насмешки. Прошла мимо – тонкая, довольно высокая, с безупречной осанкой. – А то я начала было думать, что вы и вовсе не умеете говорить. Или не желаете.
– Я… не ждал… – пропустив молчаливую горничную, Марвин вошёл следом. – Послушайте, ваша милость, я ещё не трогал картину. Понимаете, сначала нужно поработать с палитрой на другом холсте, прочувствовать оттенки, и только потом… – он запнулся, когда она развернулась на каблуках и посмотрела на него всё с тем же любопытством. Солнечный свет из окна мягко охватил её бледное, с высокими скулами лицо, обнажил удивительный цвет глаз – радужки были болотно-зелёные, окаймлённые нежной коричневой канвой.
– Понимаю, мистер Койн, – леди Эшвуд улыбнулась, но не ему – задумчиво, в пространство, провела рукой в тёмной кружевной перчатке по полке с коробками. – Вчера ночью я вдруг проснулась и увидела, что здесь горит свет. Это было… так удивительно. Странно. Будто сэр Далтон Марш вернулся. Мне тоже захотелось сюда вернуться. Я помню здесь всё. Сбегала сюда от гувернантки, а сэр Далтон прятал меня вон в том шкафу. Дом стоял закрытым много лет, и тут приезжаете вы, оживляете его, как по волшебству.
– Надеюсь вскоре оживить не только его.
– Кого же ещё?
– Кого? – Марвин, удивлённый странной постановкой вопроса, подошёл к мольберту, положил на него руку – как на надёжное плечо старого друга. – Картину, разумеется.
– О, ну да, картину, – она вгляделась
– Сэра Далтона Марша? Нет, не слишком, леди Эшвуд. Если вы, конечно, имеете в виду личное общение, – докучать ей подробностями казалось лишним, и Марвин тактично замолчал.
– Он был умным и удивительным человеком. Очень умным и очень удивительным. И ещё – единственным джентльменом, кроме папы, который мог безукоризненно произнести моё имя на французском.
Марвину нравилось, что она говорила о сэре Далтоне Марше по-человечески тепло и просто, без напускной печальной торжественности и заламываний рук. Неясным оставалось одно – почему она жила здесь девочкой? Бывшая воспитанница Эшвуда, из которой он старательно лепил свою будущую Галатею? Впрочем, это касалось только супругов, и Марвин поспешно одёрнул себя, не позволяя мысли развиться.
Леди Эшвуд неторопливо прошлась по мастерской, приветствуя наверняка знакомые ей изгибы полок и гладь столешницы касанием пальцев.
– Надеюсь, вам понравится здесь, мистер Койн, – сказала она на прощанье. – Доброго дня.
Воспользоваться советом Эшвуда – осмотреть окрестности – Марвин решил нынче же вечером. Когда солнце пошло на убыль, он двинулся было к темневшим над водой скалам, но вскоре свернул к лесу: хотелось вдоволь надышаться терпким запахом хвои.
Деревья то густели, хитросплетая над головой ветви, то редели, открывая взору уютные поляны. Но Марвин всё же не выпускал из вида тропы, – неширокой, но исхоженной, – до тех пор, пока она вдруг не кончилась. Меж стволов мелькнул одинокий домишко, совсем неподалёку залаяла собака, а потом навстречу Марвину вышел и её хозяин. Цыкнув на пса, он остановился: настоящий человек леса, поджарый и косматый, в простой мешковатой одежде, никогда не знавшей утюга.
– Ну-у, – затянул он сипло, с присвистом. – Новенький, никак? Вроде хозяин говорил, что вызвал из города младшего конюха.
Марвин невольно улыбнулся.
– Я… – рассказывать о себе не очень-то хотелось, и он ограничился пространным: – Да, я работаю на лорда Эшвуда.
– А кто тут не работает на лорда Эшвуда? – человек ухмыльнулся в густые рыжеватые усы, почесал подбородок. – Мы тут все навроде родственников. Клинт, лесник.
Марвин тоже представился, огляделся по сторонам: слева к дому тянулись заросли кустарника, а могучая сосна-одиночка справа притягивала взгляд – нарост на стволе отличал её от прочих.
– Так что хозяин? – поинтересовался Клинт. – Уже уехал?
– Да, сегодня утром.
– Ясно. Слышал, он опять договаривается… с этими, как их там… родственники бывших церковников. Чёрт их знает. Хочет убедить их продать ему южные земли. Хочет, это… владеть островом самолично, ну. Вроде как монарх какой.
– Но это его дело, верно?
Клинт опустился на поваленное дерево и бегло глянул на Марвина исподлобья:
– Да уж конечно. Моё, что ли. Моё дело малое – следить тут за порядком. Мне – что? Мне за счастье, если хозяин выкупит земли. Я же здесь со времён месье Бертрана, другого края не помню и знать не хочу.