"Тёмный фаворит" Особый случай
Шрифт:
241
поучил он этих молодчиков! А их папаши потом
на коленях ползали, умоляли:
– Ваше благородие, не сообщайте по
начальству о наших балбесах. Сколько запросите -
столько и дадим.
Корнет от денег решительно отказался, а
Апельсину досталось пятьсот рублей. Они-то и
положили начало капиталу, на который он и
выкупил потом у наследников Ивана Ивановича
Яра ресторан...
– А матлот, Федя, действительно хорош...
бифштексы с трюфелями весьма не дурны.
–
Зря
нахваливаете,
Александр
Александрович. Сам знаю, моим бифштексам
далеко до тех, которые Иван Иванович готовил.
Да не записал он рецепта... И супа «А ля Лортуа»
теперь у нас нет. А ведь знатоки говорили, что
этот суп из телячьей головы нисколько не уступал
настоящему
черепаховому...
И
секрет
приготовления паровых лещей утерян...
– Ты, Федя, зря переживаешь. К тебе
публика не за разносолами разными валом валит.
Завтракает она в «Славянском базаре», обедает у
Тестова,
блинами
перекусить
к
Ершову
отправляется. А к тебе люди едут повеселиться,
вина хорошего выпить, цыган послушать...
Кстати, что-то я их не слышу?
– У нас сегодня русский хор Анны
Захаровны поёт, потом венгерский.
– Экая досада!
242
– Но для вас расстараюсь. Будут цыгане.
Сейчас пошлю за Соколовым.
Цыган долго ждать не пришлось.
Хор Соколова много лет был в Москве, что
называется нарасхват. Пел он в Английском и
Купеческом клубах, в домах знати и именитого
купечества, на народных гуляниях. Но основной
доход всё-таки давали выступления у «Яра».
Сегодня выдался первый свободный вечер с
начала мая. Хотели было отдохнуть, но
Апельсину не откажешь, чего доброго обидится и
не подпишет контракт на следующий год.
Желающих петь в самом модном московском
ресторане
предостаточно,
как
в
Первопрестольной, так и в Питере.
Граф Рибопьер был большим любителем
старых таборных песен. Одной из них цыгане и
начали:
Ой, да невечерняя, невечерняя нитэ заря
Ой, заря, ой, да зорька,
Зорька виткак спотухала, спотухала...
Потом появились новые гости. Поздравить
виновника торжества приехала вся беговая
администрация
с
вице-президентом
Колюбакиным во главе. Зная, что Колюбакин,
хоть и стеснён в средствах, но отличается
широкой натурой, Соколов шепнул своим:
243
–
нальют, а не шампанского, его Александр
Васильевич на дух не переносит.
Солистка хора Маша запела:
За дружеской беседою,
Где пир идёт горой,
Заветам дедов следуя,
Мы песню пропоем.
И в этой песне слышится
Нам отклик жизни всей
И сразу легче дышится,
И сердцу веселей!
Хор дружно подхватил припев:
Хор наш поет припев старинный!
И вино течёт рекой,
К нам приехал наш любимый
Александр Васильич дорогой!
В руках цыганки появился серебряный
поднос, на котором стоял хрустальный бокал
водки:
Так выпьем же за Сашу,
За Сашу дорогого.
Свет ещё не видывал
Хорошего такого.
Саша, Саша, Саша,
Саша, Саша, Саша,
Саша, Саша, Саша,
Саша, пей до дна!
И цыгане, и гости дружно поддержали
певицу:
244
Пей до дна!
Пей до дна!
Пей до дна!
Колюбакин неторопливо выпил бокал.
Белым батистовым платком промокнул пышные
усы и расцеловал Машу.
– Ох, хорошо... Никакая закуска не нужна, -
сказал он и бросил на поднос пачку
двадцатипятирублёвок.
Веселье продолжалось.
– Карлуша, ты ведь собирался нас угостить
каким-то необычным крюшоном? - напомнил
Малинин Петиону.
– Непременно, - улыбнулся тот и стал
объяснять Апельсину, что ему потребуется для
приготовления напитка.
– А для вас, что спеть, Александр
Александрович?
– спросил Соколов Стаховича.
– «Цыганскую венгерку».
– Да не для меня эта песня, - замялся цыган.
– Вот двоюродный мой брат Ваня Васильев,