"Тёмный фаворит" Особый случай
Шрифт:
совершал, в противозаконных сообществах
отродясь не состоял. Так чего же мне бояться?
– С вами приятно разговаривать. Сразу
чувствуется юрист. И памяти вашей позавидовать
можно: слово в слово «Положение» цитируете.
– Благодарю за комплимент, господин
подполковник.
– Давайте без чинов. Можете называть меня
просто Николаем Густавовичем. А вот и чай
принесли...
Малинин ждал, когда Гагман заговорит о
перехваченном
отвечать. Всё отрицать? Или посоветовать
обратиться за разъяснениями по этому поводу к
генерал-губернатору? Но подполковник спросил
совсем о другом:
– Вы кассира Московского учётного банка
Митрофанова знаете?
– Впервые о таком слышу, - искренне
ответил Сергей.
256
– А директора этого банка Ценкера Франца
Иосифовича?
– Ценкера? А это тот которого недавно
избрали
казначеем
Московского
скакового
общества! Видел несколько раз на скачках, но
лично не знаком.
– С Виндриком Артуром Артуровичем вы,
разумеется, тоже не знакомы?
Интересно поставлен вопрос, подумал
Сергей.
В
нём
ответ
подсказывается
–
«разумеется». Зачем ему потребовалось? Хочет
уличить в неискренности? А не дождёшься!
– Не угадали, Николай Густавович. С
Артуром Виндриком мы в университете учились.
Одно время даже приятельствовали, на бега
вместе ходили. Правда потом разругались. Даже
до драки дело дошло.
– Причина ссоры?
Воспоминания были Малинину неприятны...
...
Незадолго
до
окончания
курса
университета
Сергей
увлёкся
красивой
зеленоглазой курсисткой. Точнее, влюбился без
памяти. Даже стишки пробовал сочинять, хотя ни
до ни после этого случая рифмоплётством не
грешил. Роман развивался успешно, дело дошло
уже до первых поцелуев. Но неожиданно
курсистка резко охладела к нему. Скоро
обнаружилась и причина.
257
Как-то
Виндрик,
бывший
большим
ловеласом, принялся поучать приятеля:
– К каждой женщине, Серёжа, свой подход
нужен. Белошвейку или цветочницу лучше всего
пригласить в дорогую кондитерскую, сад Тиволи
или Сакса, можно и на гулянье в Сокольники. Эти
особы
падки
на
дармовое
угощение
и
развлечения... Замужней даме из приличного
общества при каждой встрече надо говорить
своей безумной любви, о том, что непременно
застрелишься если она откажет во взаимности...
Изнывающей от скуки купчихе и говорить ничего
не надо. Только смотри страстным взглядом, а,
как выдастся благоприятный момент, тащи её в
укромный уголок и задирай юбки...
– А с интеллигентными барышнями, как
быть?
– О, с этой публикой требуется богатая
фантазия! На одних, Серёжа, впечатление
производит наше бескорыстное служение науке,
на других - стремление «сеять разумное, доброе,
вечное», - рассмеялся Артур.
– На днях мне, чтобы
добиться благосклонности некой нашей общей
знакомой, пришлось целый уголовный роман
сочинить.
Представился
я
эмиссаром
революционной партии «Народная месть».
– Что-то я о такой не слышал.
– Я тоже. Но какое это имеет значение? Зато,
как романтично звучит! Рассказал я ей, под
величайшим секретом, что мне поручено искать в
258
наших рядах предателей и вершить над ними
расправу, про «Лоскутную» намекнул.
В эти дни вся Москва судачила о
происшествии в гостинице «Лоскутная». В одном
из её номеров нашли труп мужчины с
несколькими ножевыми ранами в груди. Вместо
лица у него было кровавое месиво. Возле убитого
валялась чугунная гиря, а на его груди лежала
записка: «Изменник, шпион, Николай Васильевич
Рейнштейн
осуждён
и
казнён
нами,
социалистами - революционерами. Смерть иудам
– предателям!».
Артур, улыбаясь, продолжал:
– До сих пор, говорю, по ночам спать не
могу, предсмертные вопли этого подонка слышу.
Вот зеленоглазая дурочка и расчувствовалась - до
утра меня от бессонницы лечила.
Среди их общих знакомых была только одна
девушка с неповторимыми зелёными глазами.
Великого труда стоило Малинину сдержаться, не
броситься в драку.
– Между прочим, у меня на неё планы
имеются, - продолжил Артур. - Она не только
хороша в постели, но и богата. Надеюсь, не
откажет «Народной мести» в финансовой