Тёмный гений Уолл-стрит: Непонятая жизнь Джея Гулда, короля баронов-разбойников
Шрифт:
В четверг, 21-го числа, в тот же день, когда Смит передал Уотсону свои книги, Northwestern достиг отметки 100. Позже днем Уотсон подал иск, требуя от Гулда вернуть 9 726 541,26 долларов, которые, по словам Уотсона, он присвоил у Erie, и судья выдал ордер на арест. Предупрежденный угрозой Смита в среду, Гулд был готов к тому, что в пятницу шериф явится в офис компании Osborne & Chapin на Брод-стрит, 34, где работал Гулд. Кларк и Шелл сопровождали Гулда в полицейский участок. Там они встретились с последним личным адвокатом Гулда, который также принадлежал Твиду, — совсем молодым Элиху Рутом, будущим военным и государственным секретарем. Ордер на арест Гулда предусматривал залог в размере 1 миллиона долларов, который Кларк и Шелл быстро внесли. За те полчаса, что Гулд находился под стражей, курс Северо-Западной биржи подскочил со 105 до 165. Последняя ставка на бирже в тот день составляла 200, но желающих не нашлось. Во время послеобеденных торгов в отеле на Пятой авеню акции поднялись до 210 и 300.
На следующее утро, в субботу, Северо-Запад открылся на отметке 150. Некоторые ошибочно полагали, что это падение стало сигналом к перелому, возможно, вызванному арестом Гулда. На самом деле Гулд и его соратники просто сжалились над несколькими
370
Нью-Йорк Сан. 25 ноября 1872 года.
371
Нью-Йорк Таймс. 13 декабря 1872 года.
После эпизода с Северо-Западом газета «Геральд» нехотя поздравила Гулда с «одним из самых блестящих и успешных ударов финансовой стратегии в анналах Уолл-стрит». [372] Но после того как газета «Нью-Йорк Коммершиал Адвертайзер» благосклонно отозвалась об успехе Гулда и остальной «партии Вандербильта», он дистанцировался от этого дела.13 Но после того как газета New York Commercial Advertiser положительно отозвалась об успехе Гулда и остальных членов «партии Вандербильта», коммодор написал письмо, чтобы дистанцироваться от этого дела. Письмо Вандербильта редактору «Рекламодателя» появилось 26-го числа: «Сэр: Недавний „угол“ в Нортвестерне вызвал много комментариев в прессе. Мое имя ассоциируется с именем мистера Джея Гулда и других лиц, имеющих отношение к этой спекуляции, и тем самым мне была причинена грубая несправедливость…Почти постоянное упоминание… моего имени в связи с именем [Гулда] очень похоже на попытку ввести общественность в заблуждение, к моему ущербу». [373]
372
Нью-Йорк Геральд. 13 ноября 1872 года.
373
Нью-Йорк Коммершиал Адвертайзер. 26 ноября 1872 года.
Через день репортер New York Sun попросил Вандербильта рассказать о своем презрении к Гулду. Не желая вдаваться в подробности сложных финансовых сделок последних нескольких лет, старый коммодор вместо этого сказал, что Гулд ему не нравится из-за его лица. «Ни один человек не может иметь такое лицо и при этом быть честным», — сказал Вандербильт. «… Всемогущий Бог наложил печать характера каждого человека на его лицо. Я прочитал мистера Гулда как открытую книгу, когда впервые увидел его…Вы имеете право утверждать, что я считаю мистера Джея Гулда проклятым негодяем. Вы не можете выразиться слишком категорично». На просьбу ответить на это, обескураженный Гулд предположил, что, возможно, Вандербильт в свои семьдесят девять лет страдает старческим маразмом. (Гулду было тридцать шесть лет). Затем он добавил: «Что касается его критики моей внешности, то в своем благочестии он должен приписывать любые недостатки в этом отношении той же Мудрости, которая даровала ему его хорошую внешность». [374]
374
Нью-Йорк Сан. 27 ноября 1872 года.
Джей понимал, что дело, возбужденное против него Питером Х. Уотсоном и железной дорогой Эри, подкрепленное разоблачительными бухгалтерскими книгами Smith, Gould & Martin, почти наверняка увенчается успехом теперь, когда судей больше нельзя купить. Но он также слышал по каналам, что измученный деньгами Уотсон опасался затяжной судебной борьбы, которую, как обычно, годами затягивал эксперт Гулд. Проведя расчеты этих фактов в своем проворном уме, в начале декабря Джей начал серию секретных встреч с Уотсоном, их общая цель — прийти к взаимовыгодному пониманию. Наконец, 17 декабря Гулд написал Уотсону официальный меморандум с предложением условий. В качестве урегулирования всех претензий «Эри» к нему Гулд предлагал различные акции, облигации и недвижимость (включая замок «Эри»), которые, по его утверждению, стоили для компании «Эри» больше, чем вся заявленная сумма. «Я делаю это, — писал Джей, — ради мира, потому что любые судебные разбирательства по таким вопросам раздражают меня больше, чем потеря денег, и потому что я искренне переживаю за успех компании „Эри“, в которой я имею большой материальный интерес». [375] 19-го числа совет директоров «Эри» проголосовал за принятие предложения Гулда, и новость об этом взвинтила акции «Эри» до 62.
375
E. H. Mott. Между океаном и озерами. 212.
Текущая доля Гулда в «Эри», по сути, была невелика. Однако у него были коллы на 200 000 акций Erie по рыночной цене 50. Таким
Глава 23. Трансконтинентальная (Трансконтиненталь)
В начале 1873 года Джей познакомился с человеком, которому предстояло стать одним из его великих соратников на протяжении следующих девятнадцати лет. Будучи на двадцать лет старше Гулда, Рассел Сэйдж, как и Джей, происходил из скромной деревушки Апстейт. Он родился на ферме близ Онейды в 1816 году и начал работать бакалейщиком в Трое, где стал активно заниматься политикой. В 1845 году Сейдж был избран олдерменом Трои, а в 1853–1856 годах был членом Конгресса от партии «вигов», после чего занялся банковским делом и в 1863 году переехал в Нью-Йорк. Там, шесть лет спустя, в возрасте пятидесяти трех лет, он женился на сорокаоднолетней Оливии Слокум. Оливия со временем стала близкой подругой жены Джея, Элли, и его дочери, Нелли. Пара жила всего в одном квартале к югу от Гулдов, в доме 506 по Пятой авеню.
Сейдж не мог отличаться от предыдущего протеже Гулда, Фиска, более разительно. Несмотря на то что он был многократным миллионером, лично он был довольно дешев. Племянница Джея Элис Нортроп вспоминала, как Сэйдж с гордостью демонстрировал перед дядей фетровую шляпу, которую он только что купил по сниженной цене. «Один доллар», — хвастался он перед веселящимся Гулдом. «Никогда не плачу больше за шляпу. Она того не стоит. Ношу ее столько же, сколько и свою». Элис также вспоминала, как ее дядя Джей «внимательно, вежливо, но с чистосердечным интересом» изучал сделку Сейджа. [376] Ростом чуть выше Гулда (5 футов 10 дюймов), Сейдж носил костюмы из секонд-хенда и был известен тем, что никогда не давал чаевых. (После его смерти в 1906 году его жена компенсировала его пожизненную скупость, создав Фонд Рассела Сейджа и передав примерно половину его состояния). На улице Сейдж был признан новатором таких инструментов, как путы и коллы, спреды и стрэддлы. Будучи строгим фискальным консерватором, он взял за правило держать большой запас наличности. Сейдж не был похож на Фиска еще и тем, что его талант в бизнесе соперничал с талантом Гулда. Если Фиск в спекуляциях следовал примеру Гулда, то у Сейджа были свои идеи. В последующие годы Сейдж и Гулд стали партнерами в многочисленных сделках, но так же часто расходились по своим делам и, в редких случаях, работали вразнобой. Однако всегда они оставались друзьями.
376
Элис Нортроп Сноу и Генри Николас Сноу. История Хелен Гулд. 67.
Хотя Сейдж ему очень нравился, Гулд иногда терял терпение из-за частых вспышек жалости к себе и привычки своего угрюмого друга излишне драматизировать мелкие заботы, связанные с бизнесом. Об этом свидетельствует история, которую Гулд однажды рассказал Чонси Депью из Нью-Йоркской центральной железной дороги. В один из периодов конца 1870-х годов рынок по целому ряду направлений пошел против Сейджа, оставив его с большими обязательствами. Эти обязательства, хотя и были существенными и раздражающими, ни в коей мере не затрагивали большую часть богатства Сейджа. Тем не менее, вспоминал Депью, это потрясение «отправило Сейджа в постель, и он заявил, что разорен». Мистер Гулд и мистер Сайрус У. Филд встревожились за его жизнь и отправились к нему. Они нашли его с разбитым сердцем и в тяжелом состоянии. Гулд сказал ему: «Сейдж, я возьму на себя все твои обязательства и дам тебе столько-то миллионов долларов, если ты передашь мне все наличные деньги, которые у тебя есть в банках, трастах и депозитных компаниях, и сохранишь все свои ценные бумаги и всю свою недвижимость». Это предложение, которое своей дерзостью демонстрировало, как и хотел Джей, огромное состояние, на которое Сейдж все еще мог претендовать, оказалось тем шоком, который был необходим, чтобы побороть панику Сейджа. Он закричал: «Я не буду этого делать!», вскочил с кровати и мгновенно поправился. [377]
377
Чонси М. Депью. Мои воспоминания о восьмидесяти годах. 216.
Сейдж сидел с Гулдом в ресторане Delmonico's 29 апреля 1873 года, когда к их столику подошел Джозеф Дж. Маррин — адвокат, представлявший несколько исков против Гулда, связанных с «Черной пятницей», — обвинил Гулда в недобросовестности на переговорах по урегулированию исков и ударил его по лицу. Гулд подал жалобу, и в итоге Маррин был оштрафован на 200 долларов. Тем временем почти все нью-йоркские газеты с восторгом освещали этот эпизод. Газета «Геральд» заявила, что Маррин заслуживает медали. Редакторы «Нью-Йорк Таймс», хотя и осудили насилие Маррина на сайте, заявили, что понимают его происхождение. (В декабре предыдущего года «Таймс» начала серию разоблачительных статей о Гульде и его деловой практике). Аналогичные мнения высказывали газеты «Нью-Йорк Сан», «Уорлд» и «Ивнинг пост». При этом во всех репортажах об этом эпизоде подчеркивалось, что Гулд не повел себя «благородно», когда на него напали, не встал на защиту, как поступили бы большинство мужчин, а просто отступил с окровавленным носом. Снова возник образ скрывающегося труса, стервятника, отваживающегося полакомиться трупами. Даже будучи жертвой в деле о нападении и побоях, Гулд все равно был демонизирован.