Темный инстинкт

Степанова Татьяна Юрьевна

Заметил ее и Сидоров. Заметил и изменился в лице.

Она поднялась на пятый этаж быстро, запыхалась, но внешне выглядела спокойной и собранной. Очки-хамелеоны строго поблескивали. Сидоров ринулся к ней, как коршун к цыпленку.

— Наташка, ты зачем здесь?!

— Мне прокурор позвонил. Вы задержали его, да? Он в квартире с заложниками?

— Я спрашиваю: ты зачем здесь?!

— Меня попросили попытаться поговорить с ним.

— Нечего тебе с этой мразью разговаривать! Уходи отсюда,

ну!

— Саша, как ты себя ведешь, опомнись, — Наталья Алексеевна заглянула в глаза оперу. — Ты.., мы с тобой позже об этом поговорим. Успокойся, ну не переживай ты так. А сейчас…

— Наталья Алексеевна, идите сюда. — На площадке появились прокурор и начальник ОВД. Но Сидоров, не обращая на них внимания, схватил ее за руку и резко дернул к себе.

— Я знаю, как ты с ним разговаривать намереваешься.

Как в тот раз, что ли? Хватит с меня твоих экспериментов. Не позволю! Не твое это дело. Я сам…

— Соизмеряй, пожалуйста, свою силу, — тихо попросила Наталья Алексеевна. — Мне больно, пусти. Ты сломаешь меня.

Сидоров отпустил ее.

— Я только попытаюсь установить с ним контакт, — Наталья Алексеевна дотронулась до его небритой щеки. — Это мой долг все-таки.

— А мой долг в чем? Мой?!

Кравченко, как и все, молча следивший за этим весьма эмоциональным диалогом, понял только то, что Сидоров беспокоится за даму своего сердца, и беспокоится потому, что почти уверен, ей одной непременно удастся…

«Чушь, не откроет ей Пустовалов дверь. Да что он, псих, что ли?»

А в квартире по-прежнему крушили мебель, визжал ребенок, голосила старуха.

— Юрий Петрович, выслушайте меня, пожалуйста, — голос Натальи Алексеевны от волнения чуть дребезжал, как надтреснутый колокольчик. — Вы совершенно правы: те таблетки и те уколы, которыми вас мучили в больнице, только вредили вашему здоровью и приближали ваш конец. Теперь это стало ясно. Вы были правы с самого начала. Вы слышите меня?

Звон разбитого стекла. Наталья Алексеевна дотронулась до двери.

— Юрий Петрович, вы были правы, а они ошиблись, потому что не захотели вас выслушать. Так? Теперь они тоже поняли свою ошибку и хотят помочь вам. Но я думаю, вы и сами себе в состоянии помочь. Ведь правда?

В квартире стало тихо. Даже ребенок умолк.

Палилов кивнул: вперед же выдвинулись трое дюжих оперов: готовность номер один. Сидоров пытался затесаться в их ряды, но присутствующий здесь начальник ОВД взмахом руки прогнал его.

— Извините, но, если он откроет дверь, войду туда только я одна. Это мое условие. — Наталья Алексеевна сверкнула очками. — И вообще, не мешайте мне пока, а?

Юрий, — ее голос снова зазвенел, — вас действительно не правильно и плохо лечили в той больнице, даже диагноз установили

неверный. Вы ведь совсем не тем больны, правда?

— Я умираю, — простонали-прошипели из-за двери.

"Оружие бы применили, рискнули бив два счета кончили этот бардак, — досадовал Кравченко. — И кто им сказал, что в него нельзя стрелять: нет, видите ли, удавятся за параграф в инструкции своей. А сами ни хрена не могут.

Ну тогда бы и рисковали, на то у них и работа…" — Он недодумал свою умную мысль и снова весь обратился в слух.

— Да, вы умираете, — скорбно согласилась Наталья Алексеевна. — Я это знаю. Мне очень жаль вас. Но что же делать? Но у вас еще достаточно времени, чтобы…

— Нет у меня времени!

— Есть, и вы это знаете. Хотя бы на то, чтобы рассказать о том способе лечения вашей болезни, который вы открыли. Вашем новом способе. Вы ведь много думали над этим, правда? Много размышляли, вам есть чем с нами поделиться?

— Я не знаю, как мое новое лекарство называется! Это не ваши.., таблетки! Это эликсир.

— Конечно, это эликсир, а не таблетки, — мягко согласилась врач. — Я думаю, вы были совершенно правы, разработав этот эликсир. Если бы вы знали, как мне хочется узнать о нем поподробнее.

— Вы кто? Вы из этих? — за дверью повысили голос. — Я не верю никому из этих.

— Юрий Петрович, я журналист. Работаю над статьей о том, как несправедливо обошлись с вами. Мне хотелось бы поговорить. Я не прошу вас выходить, вы там в полной безопасности. Но.., откройте дверь, и я войду сама.

— Попросите его освободить ребенка! — шепнул начальник ОВД.

— Малыш голодный, Юрий Петрович, вы ведь позволите мне принести ему еды? А впрочем, нет.., он же маленький совсем, тут его мать, позвольте ей покормить его, отпустите маленького.

— Он все равно подохнет! Мы все подохнем! Какая разница — сытыми или голодными?!

— Ну хорошо, вы правы, — Наталья Алексеевна встала боком к двери. — Может, нам все-таки удастся поговорить? Я приду одна. Вы сразу закроете дверь. Вы ничем не рискуете, Юрий Петрович.

Стояла гробовая тишина. Потом завизжал ребенок.

— Если кто войдет за журналистом, я сломаю пацану шею, он у меня в руках, — донеслось из квартиры. И потом дверь тихо клацнула, приоткрылась. Наталья Алексеевна боком начала протискиваться в щель.

— Спокойно, Юрий Петрович, я одна. Только не сделайте малышу больно. Ой, а вы не…

Тут дверь с лязгом захлопнулась.

— Слушайте, вы что, охренели все?! — Сидоров растолкал коллег и ринулся к двери. — Вы что? Мне не дали и сами ничего не… Он же ее там… Слушай, ты, сукин сын, — он громыхнул кулаком по двери, — если ты хоть пальцем ее и ребенка тронешь, я тебя…