Темный полдень
Шрифт:
Она что-то пробормотала под нос на своем языке, а потом, снова осмотрев меня с ног до головы, указала глазами на кастрюлю с помытой картошкой.
Не возражая, я присела за стол и начала чистить овощи: сначала картошку, потом морковь и лук, которые она, все так же не проронив и слова, поставила передо мной. Дома я пользовалась картофелечисткой, однако тут пришлось орудовать ножом, который все время норовил выскользнуть из руки, был острым и опасным. Время тратилось гораздо больше, чем обычно, но я упрямо сжала губы и продолжала работу, даже под ее неодобрительным взглядом.
— Кужтом*(неумеха)! — презрительно бросила она, забирая
Её тон был резким, почти оскорбительным, и я почувствовала, как внутри вспыхивает раздражение, но постаралась его подавить.
— Простите, я не понимаю языка коми, — тихо сказала я, стараясь сохранять спокойствие.
Надежда лишь снова зыркнула на меня из-под тёмных бровей, явно не собираясь объяснять. Её жесты, выражение лица и даже это слово — всё в ней было пропитано каким-то глубинным неприятием ко мне, как к чужачке, и я не могла понять, что именно вызвало такую реакцию.
Я сложила руки на столе, ожидая, что Надежда поручит мне что-то ещё, но она молчала, полностью поглощённая процессом приготовления. Ловко порезала овощи и мясо, закинула всё в кастрюлю, а часть отправила на противень и поставила в духовку. Наблюдая за её действиями, я невольно залюбовалась ею.
Несмотря на свою внешнюю мрачность и грузность, двигалась она с удивительной, почти звериной грацией. Казалось, её руки выполняли не просто кухонную работу, а нечто большее, словно это был ритуал или таинство. Каждое движение было отточенным, плавным и уверенным, как у дирижёра, ведущего оркестр, а не у простой домохозяйки. Её работа больше напоминала колдовство: я смотрела на неё и чувствовала, как что-то в этом процессе начинает меня очаровывать.
В какой-то момент она начала напевать себе под нос. Слова были незнакомыми, мелодия — простой, но в ней чувствовалось что-то глубинное, будто её напев был частью этого таинства на кухне. Мелодия журчала, как весенний ручей, льющаяся плавно и нежно. Её голос, низкий, но поразительно красивый, никак не вязался с мрачностью её внешнего облика. Как и ее гибкие руки, он был как будто из другого мира — чистый, сильный, и я почувствовала, как песня начинает проникать в меня.
Через пол часа по кухне поплыл одуряющий аромат приготовленной еды. Мой восстанавливающийся организм требовал своего — я невольно сглотнула слюну, бросив быстрый взгляд на настенные часы. Дмитрий всегда приносил мне ужин около восьми вечера, возможно он придерживался четкого распорядка. Поэтому, я лишь тоскливо вздохнула — до ужина оставалось никак не меньше двух часов.
Неожиданно прямо передо мной упало большое блюдо, полное ароматных маленьких пирожков. Я вздрогнула от неожиданности, подняв взгляд на Надежду, которая стояла напротив с всё тем же строгим выражением лица.
— Ешь, — коротко приказала Надежда. — Хозяин сегодня поздно придет. Ешь, боковой *(чужачка).
Она тут же отвернулась от меня, не ожидая ни благодарности, ни чего-то еще. Однако на душе у меня слегка потеплело.
Ни на следующий день, ни через еще несколько отношения ко мне она не поменяла — оставалась такой же холодной, безразличной и молчаливой. Что, впрочем, не мешало ей давать мне мелкие поручения по дому. Не сложные, не требующий серьезной концентрации, внимания или сил, однако необходимые для поддержания порядка.
Дом Дмитрия был действительно впечатляющим по своим размерам. Просторная кухня, где хозяйничала Надежда, плавно переходила в столовую и гостиную с большим камином, который, наверное,
Чуть дальше располагалась библиотека — настоящая сокровищница книг, которая вызывала у меня восхищение. Рядом с библиотекой — кабинет Дмитрия, который, как и его спальня на втором этаже, оставался для меня закрытой территорией. Он чётко дал понять, что эти два пространства — его личное, и я туда не имею права входить. Это правило было понятным, но вызывало у меня лёгкое любопытство, которое, впрочем, я быстро подавила.
На втором этаже, помимо спальни Дмитрия, была и моя комната, а также две гостевые, куда я могла заглядывать без лишних вопросов. Эти комнаты, хоть и были простыми и светлыми, но не использовались.
Я старалась пересекаться с Дмитрием как можно реже, избегая лишних разговоров и случайных встреч. Несмотря на его внешнюю привлекательность и заботу, которую он проявлял, его отношение вызывало у меня скорее неприязнь, чем благодарность. Его властность и уверенность, которые многие бы, возможно, сочли за достоинства, вызывали у меня внутреннее сопротивление. И хотя он явно не делал мне ничего плохого, я всё ещё чувствовала себя лишней в его доме — незваной гостьей, которая принесла только проблемы.
Особенно меня тяготила мысль о скандале, который я случайно подслушала в первые дни своего пребывания здесь. Это чувство так и не покинуло меня, но вскоре я поняла, что ссора была явно не с Надеждой. Несмотря на её замкнутость, молчаливость и холодность, она, похоже, принимала моё присутствие в доме как данность, не придавая этому особого значения. Если вначале она смотрела на меня с лёгким пренебрежением, то вскоре, увидев, что я не собираюсь сидеть сложа руки, её отношение смягчилось.
Надежда невольно приняла мои правила: если я хотела помочь по дому, она не возражала. С каждым днём между нами устанавливалось нечто вроде молчаливого соглашения, и теперь я завтракала, обедала и ужинала с ней на кухне, а не с Дмитрием. Это меня устраивало: так было проще и спокойнее — без лишних вопросов.
Тем временем лето постепенно вступало в свои права. Весенние дожди всё чаще сменялись теплыми солнечными днями, и я стала выходить из дома, когда Дмитрий уезжал по своим делам. Всё больше времени я проводила в его великолепном саду, среди деревьев яблони, черёмухи, ирги и кустов смородины и крыжовника. Работа в саду, к которой я никогда не испытывала особой симпатии, стала для меня своеобразной формой принятия новой реальности. Сначала это был способ отвлечься от мыслей и беспокойств, но постепенно я начала находить в ней некое спокойствие. Ощущение свободы, пусть и ограниченное пределами сада, давало мне ощущение нормальности — пусть и временное.
— Не устала? — услышала я голос за спиной, заканчивая прополку грядки с морковью и луком.
Обернулась, вытирая со лба выступивший пот. Дмитрий стоял, привалившись плечом к дереву и глядя на меня слегка удивленно и насмешливо. Впрочем, одобрение в его взгляде тоже присутствовало.
— Все в порядке, — поднялась, слегка пошатнувшись. Ноги уже успели затечь от долгого времени, проведённого в неудобной позе, но я старалась не показывать, что чувствую усталость.
Движение Дмитрия было стремительным, быстрым и точным — его рука мягко, но сильно поддержала меня за локоть, помогая найти равновесие.