Темный полдень
Шрифт:
Я тихо рассмеялась — вот и ответ на мой вопрос. Видимо когда Надежда пришла ко мне, увидела, что в доме поселилась кошка, вот и налила ей молока и пирожок положила. Странно только, почему она мне этих пирожков не оставила — я б не отказалась. Но да ладно, кошек, видать, эта женщина любит значительно сильнее, чем меня.
— Кыс, кыс, кыс, — позвала я, — выходи, не бойся. Не обижу!
Но на зов никто не отозвался. Кошка или была сильно напугана, или просто не считала нужным отвечать мне. Или, я снова нахмурилась, оставлено было кошке, а залезть могла и крыса.
Да
Не долго думая, я быстро схватила блюдце и выбросила его на улицу вместе с содержимым. Если это действительно кошка — она найдёт еду и на улице, а вот крысе в доме делать нечего.
После этого я убрала еду на полку повыше, заботливо накрыв полотенцами, чтобы больше никто не залез, вещи отнесла в комнату, разделась и с облегчением нырнула под тёплое одеяло. Прикрыла глаза, погружаясь в легкую дремоту. Последняя мысль, которая проскользнула в голове перед тем, как я снова уснула, была о том, что постельное бельё явно принадлежало Дмитрию. Слишком мягкое, слишком нежное для деревенского дома.
10
Май
Утром голова немного прояснилась, и на душе стало чуть светлее. Крепкий сон и мягкое пробуждение от солнечных лучей, скользящих по лицу, сделали своё дело. Открыв глаза, я сразу выглянула в окно, которое выходило на окраину села. Картина за окном дышала спокойствием и умиротворением: глубокое синее небо с белыми разводами облаков, зелёные поля, по которым ветер бежал, пригибая травы и заставляя их колыхаться, словно в танце. А впереди темный лес стоял, как надёжный хранитель, и будто бы приветливо махал мне своими зелёными лапами, словно старой знакомой. Я улыбнулась и помахала ему в ответ, радуясь, что мое ребячество никто не видит.
Однако хорошее настроение продержалось ровно до того момента, как я поняла, что в доме нет даже горячей воды для умывания. Чертыхнулась, поставила чайник и села за столик перед большим зеркалом в своей спальне.
Дмитрий отметил, что я красива, и я сама это прекрасно понимала, объективно оценивая себя. Только вот никакого счастья или удачи мне моя внешность не принесла. Когда я училась в школе, девчонки с русыми и тёмными волосами постоянно пытались закатать в мои светло-золотистые кудри жвачку или репей. Мне приходилось быть настороже, всегда на шаг впереди. За мои большие голубые глаза, обрамлённые пушистыми ресницами, меня дразнили — "глазастик", "глазунья". Тогда я не понимала, что раздражала одноклассниц своей необычной для Кудымкара внешностью, а одноклассников — своим стремлением к чему-то большему, чем вечерние посиделки и сомнительные вечеринки.
В университете начались другие проблемы. За моей спиной шёпотом обсуждали, что высокие оценки я получаю не за ум или знания, а за внешность и якобы умение угодить преподавателям. Всем было всё равно, что мои курсовые работы занимали призовые места на всероссийских конкурсах по журналистике, что я начала печататься уже на третьем курсе, самостоятельно находя темы и умело работая с документами. Для многих внешность казалась единственным объяснением моих успехов.
В отношениях с мужчинами дела обстояли еще хуже: красивая
Рука машинально сжала расческу, когда я начала водить ею по длинным волосам. Что за черт! Волосы, которые вчера были убраны в простой длинный хвост, сегодня, когда я стянула резинку, оказались словно заплетены в сотни тоненьких косичек! Я замерла, растерянно рассматривая свои локоны.
Еще раз матюгнулась, и провела пятерней по голове — вся голова была усыпана колтунами, хоть состригай все.
На кухне зашумел чайник. Я бросила расческу и сделала себе кофе, щедро плеснув в кружку молока. Задумалась.
Вздохнув, вернулась к зеркалу, тяжело села и начала распутывать волосы чуть ли не по одному волоску, прядь за прядью. Этот процесс мог занять целую вечность, но другого выхода не было.
За этим занятием меня и застала Надежда, которая принесла завтрак — сваренные яйца, свежий хлеб, масло и мои любимые пирожки.
Зашла без приветствия, ступая грузно и тяжело.
— Доброе утро, — поздоровалась я максимально приветливо, хотя была изрядно удивлена — Хворостов говорил, что она только ужин принесет.
Она молча кивнула, поставив еду на стол, а потом замерла, заметив, что я делаю с волосами. Быстро оглянулась заглядывая под лавку, где накануне ночью я нашла блюдце с едой.
— Йой*(дура)! — голос ее был злым и немного напуганным, — зачем еду убрала?
— В доме крыса была, — поневоле мой голос прозвучал виновато, — я испугалась.
— Не крыса это! Суседку!
— Кто? — я не удержалась от короткого смешка.
— Домовой по-вашему! — ответила Надежда. — Злится. Ты чужая, не хозяйка. В дом пришла, разрешения не спросила, еды не оставила.
— О, супер! Теперь еще и домовой на мою голову! — я не знала ржать мне в голос или снова заплакать.
— Глупая девка, — снова выругалась Надежда. — Слушай. Меня слушай. Еду ему дай, молока, пирожков. Задобри хозяина, иначе жизни не даст.
— Ну класс, конечно, — я вздохнула. Обижать эту женщину мне не хотелось — она пока единственная выражала мне хоть какую-то условную симпатию, однако принимать слова всерьез….. — Ладно, ладно, — я подняла вверх руки. — Сделаю.
В принципе, я здесь в гостях, поэтому примем правила хозяев. Говорят: задобрить домового — задобрим. Молока не жаль — я его только с кофе употребляю. Хлеб или пирог тоже найду.
— Делай, что велят! — приказала женщина и не прощаясь вышла из дома.
Надо хоть замки повесить, что ли….
Несколько дней пролетели как одно мгновение. Даже когда на сердце скребли кошки, работа по дому и в саду помогала хоть немного отвлечься. Одна только растопка печки чего стоила! А когда я увидела перед домом огромные березовые чурки, сваленные кучей и даже не наколотые — заматерилась самыми грязными словами. Как я вообще должна была с этим справиться, если топор в руках держала пару раз в жизни, и то не с такими поленьями?