Тень Казановы
Шрифт:
И к Олесе поехала. От нее узнала, что три раза в Максима выстрелили, когда домой поднимался. Сразу умер. Милиция при этом не сильно торопилась. Подозреваю, что медлительность эту Широкозадов обеспечивал. Мерзавцы!
Я заплакала, наконец.
Вечером позвонила Сереже. Он тихо говорил, расстроенный. Друзья они были. Давние, настоящие. Попросила встретиться. Договорились через час в парке. Как свидание мне назначил, подумала я. Даже заволновалась. Но прибыла вовремя. Он взъерошенный пришел, на лавочку присели. Я ему конверт
— Ира, этого быть не может.
Пришлось рассказать ему все. Как честный человек, в ответ он должен был предложить мне руку и сердце. Но он молчал. Смотрел на меня долго.
Ладно, не будем спешить, ему самому разобраться надо. Папку оставила и пошла по аллее. Бедрами покачивала старательно. Чтобы оценил.
Максима похоронили. Народищу было! По телевизору показывали. Убийцу так и не нашли.
Сергей пришел через день, плотно притворил дверь кабинета и сказал:
— Ира, я к тебе с предложением.
Сердце мое чуть не упорхнуло из груди. Предложение! А он продолжал:
— Как только документы из налоговой заберешь, надо снова их переделать. Я уступаю тебе пятьдесят процентов холдинга. Максим бы это одобрил.
Вот так предложение, не этого я ждала! Я так расстроилась! Сдался мне этот холдинг. Но в руки себя взяла:
— Не надо мне, Сергей Викторович!
— Надо! — жестко сказал он. — Ты мне подарок сделала, Максиму репутацию спасла. Он одобрит оттуда, с Неба.
Мы помолчали, потом он продолжил:
— Не будешь делать сама, найму юриста и сделаю все явочным порядком!
Я поняла, что спорить бесполезно:
— Тогда давайте, Сергей Викторович, не пятьдесят процентов мне, а сорок. Пусть решение всегда за вами будет. Я не справлюсь с такой ответственностью.
Он подумал немного и согласился.
Безуглов снова в офисе через неделю появился. В костюме красивом. Шоколадку мне выдал. В кабинет Максима зашел.
— Ира, чаю нам закажи, пожалуйста. Зеленого. И в делах давай вместе разбираться будем.
Нам! Вместе! Вместе!! Вместе!!!
Приготовила быстренько все, в кабинет впорхнула. Он в кресле Максима сидит. Грустный, но сосредоточенный. Уселась напротив, за бумаги принялись. До вечера возились. Он спрашивал — я поясняла. К концу дня коллектив собрал. Память Максима молчанием почтили. Потом сказал, что теперь будет с нами во главе команды работать, все остальные остаются на своих местах, а я теперь — у него заместителем. Народ одобрительно загудел, ждали худшего. А я потом как под парусом домой неслась.
Вместе! Каждый день!! Счастье-то какое!
ПАПА
Мне так кажется, что в детстве я был не таким уж хорошим мальчиком. Спрашиваю у мамы, она смеется в ответ и говорит, что нет, хороший был всегда.
А я, например, точно помню
— Охота тебе, Васька, табачным дымом дышать?
Мама веселится в ответ и говорит:
— Что там дышать? Мы уже в кустах потихоньку сами покуриваем.
— Рановато, конечно, — вдумывается дядя Сергей. — Но уж если куришь, чего по кустам прятаться? Нам, мужикам, бояться нечего! Кури уже в открытую, как я, — и протягивает мне пачку «Мальборо».
Я, так думаю, цель он преследовал воспитательную. Не знаю, правильно ли он поступил, но я уверенным жестом вытянул из пачки сигарету и засунул себе в рот.
— Васька! — укорила меня мама, но я только удобнее устроился на ее коленях, а дядя Сергей поднес мне зажигалку.
— Сережа! — опять же мама, но тот подмигнул ей, мол, да не закурит он. А я закурил.
Народ в кухне слегка ошалел и смотрел на меня с интересом — надолго ли парня хватит? Я сделал несколько затяжек, стряхнул пепел.
— Мож, хватит уже? — Дядя Сергей выглядел растерянным.
Я подумал и ответил:
— Я привык все делать до конца.
Мама снова засмеялась. Сигарету докурить мне не позволили, я красиво затушил ее в пепельнице и торжественно объявил:
— Завязал, — тошнило потому что.
Завязал и правда.
Мама часто вспоминает этот эпизод, мне тоже смешно. Представляю маленького важного мальчишку с сигаретой в зубах у мамы на коленях.
А дядя Сергей вскорости поменял нам квартиру на большую и стал почти всегда жить вместе с нами, в просторной четырехкомнатной. Мне он нравился, я быстро перестал звать его дядей, называл просто по имени, он не возражал. В общем, мы подружились.
Потом, помню, уже постарше был, лет двенадцати, мы пришли в парикмахерскую. Меня усадили к мастеру, и я попросил выстричь мне на затылке всякие символы, это было очень модно и экстремально тогда. Все продвинутые тинейджеры так стриглись. Парикмахер Ваня, молодой парень, мою затею одобрил, но на всякий случай спросил у мамы разрешения. Она поморщилась, подумала и сказала:
— Стриги, Ванечка. Пусть лучше в двенадцать лет переболеет, чем в двадцать.
Ванечка постриг, получилось здорово, друзья завидовали, в школе делали замечания, Сергей подсмеивался. В конце концов все заросло, а больше вроде и не захотелось.
Потом были тельняшки, высветленные пряди, кеды, горные велосипеды, скейтборды с прыжками по лестницам.
В школе по-прежнему делали замечания, Сергей подкалывал, но велосипед чинить помогал, а мама была невозмутима.
Годам к пятнадцати мне показалось, что я прожил уже целую содержательную жизнь, и в одно прекрасное утро я как будто заново народился.