Тень Казановы
Шрифт:
— Вася, — решительно сказала Элька, — ты подходишь идеально! И по возрасту, и по специальности, и английским владеешь.
— Но не до такой степени, чтобы рассказать на нем строение человеческого скелета!
— Так в скелете все по-латыни, это международные названия! — нашлась Элька, и это показалось мне убедительным. — Зато какая возможность! Смотаться в Америку, побывать в настоящих американских клиниках! Пожить в американских семьях!
Тут уж я вынужден был согласиться с ней и за английский засел плотно. Через три недели я сдал этот экзамен, точнее, тест. Из ста баллов набрал
Я справился с испытанием, получил визу (у ротарианцев с визами, оказывается, нет проблем) и стал приставать к маме с просьбой найти мне координаты моего американского отца. Она делала вид, что это невозможно, но я настаивал, вынуждая вспоминать каких-то его старых друзей или родственников (может, он поддерживает с ними связь, ведь наверняка тоскует по родине).
— Зачем тебе это надо? — не сдавалась она. — Думаешь, если он за пятнадцать лет о тебе не вспомнил, то ты ему сейчас нужен?
— Мама, — горячился я. — Как тебе хочется так думать о человеке? Смотри на жизнь позитивнее. Можно найти массу объяснений его поведению! Может, он не состоялся в Америке и ему стыдно вернуться!
— Ага! — встрял Сергей. — И именно от стыда он ни разу не поинтересовался, как там его сыночка растят, чем кормят, на что одевают? А может, мама тоже не состоялась и бедствует? А мальчик оттого растет рахитичным и ходит с протянутой рукой? Нет, Васька, ты уже большой и посмотри правде в глаза: он просто бросил твою мать, причем в годы экономической нестабильности, с маленьким пацаном на руках, и — адьё, сами тут как-нибудь, без меня, а я проверю, состоялся я или нет.
— Сергей, ты не прав. Человек не может поступить так, как ты говоришь. Птицы птенцов не бросают, волки — волчат, я не верю, что вот так, раз — и отрезал. Хоть как-то проявлялся бы, он же меня растил несколько лет, значит, любил, значит, должен был вспоминать и скучать. А раз совсем сгинул, значит, что-то у него не так. — И тут меня осенила страшная мысль: — А вдруг он умер в эмиграции?!
— Ага, — скептически кивнула мама. — И никто не ходит на его могилку. Нет, лучше так: его сожгли в крематории для бездомных! Романтик ты, Васька, безнадежный!
Она долго листала свою записную книжечку, потом выдала мне номер московского телефона и пояснила:
— Лобанов Сашка, дружок его, школьный еще, вряд ли они, конечно, общаются, но он когда-то в Америке был и с папой твоим там пересекался. Позвони, может, повезет и у него остались какие-нибудь координаты.
Я обрадовался, а мама добавила:
— И учти — я тебя отговаривала!
Учел и засел за телефон названивать в Москву. Сначала, конечно, не повезло. На другом конце провода тянучий московский голос охотно сообщил мне, что Лобанов Александр Игоревич купил себе два года назад другую квартиру, а эту, естественно, продал. Однако был когда-то его рабочий телефон, надо порыться и отыскать. Я дал москвичу на «порыться» пятнадцать минут, потом снова перезвонил. Удача улыбнулась, телефончик нашелся, и я по нему позвонил, но не тут-то
— Пашкин сын! Ух, это сколько тебе уже лет? Под двадцатник, поди?
Я отчитался и изложил суть своей проблемы. Лобанов охотно обещал собрать все, что у него есть из телефонных номеров и адресов (он их бережно хранил), и передать мне.
— Так ты в Нью-Йорк через Москву полетишь? — уточнил он.
— Да. У меня целый день между рейсами.
— Отлично. — Лобанов снова обрадовался. — Дай мне знать когда — я тебя встречу.
— Да не стоит, что вы? Зачем вам такие хлопоты?
Но Лобанов не сдавался:
— Не, ты позвони, позвони! Если встретить не смогу, то хоть в городе пересечемся, охота посмотреть, какой ты, я ж с твоим отцом тебя из роддома забирал.
Вот! Что и требовалось доказать! Чужой дядя увидеть хочет, неужели же родной отец не хотел? Нет, с ним что-то не так, надо его найти во что бы то ни стало! А мама с Сергеем, скорее всего, просто ревнуют меня. Понимаю, конечно. Надо бы их тактично убедить, что моя встреча с отцом никак не отразится на нашей семье.
В аэропорт меня отвозил Сергей, с мамой расцеловались дома, она сунула в мой чемодан объемистый пакет:
— Я тут сувениров всяких русских набрала, ложек-матрешек, пригодятся! Звони почаще, и по электронке чтоб каждый день писал!
Сергей казался мне грустным, и по пути я завел настоящий мужской разговор:
— Серега, если ты думаешь, что я найду в Америке отца, а вас с мамой брошу, то ты не прав!
Он хмыкнул:
— Ты серьезно, что ли?
— Да, — стоял я на своем, — ты пойми, я просто хочу его увидеть, мне кажется, что ему там очень плохо, а мы все на него обиделись и никто его не поддерживает.
— Ну-ну! Ладно, не очень-то я хочу, чтоб ты нашел его, но если встретитесь, значит, так оно и надо, ты уже взрослый.
Остаток пути я горячо заверял Сергея, что его тоже считаю своим отцом и очень к нему привязан. Заодно рассказал, что недавно вычитал, как ливерпульские ученые провели исследования и сделали ошеломляющее открытие: оказывается, каждый двадцать пятый отец не является биологическим для своего ребенка и ни черта об этом не знает, а тянет себе лямку добропорядочного семьянина и замечательно любит всех своих детей.
— Представь, — предположил я. — Если бы ты вдруг попал в эти четыре процента обманутых отцов? Ты бы растил чужого мальчика как своего, да и все! А тут у вас с мамой все по-честному.
Серегу это почему-то рассмешило:
— А мораль-то твоей проповеди в чем?
— В том, что, если поставить на одну доску биологическое родство и духовное, еще неизвестно, что перетянет. А у нас с тобой — настоящее духовное родство! Поэтому не нервничай и не переживай за меня, и маме все это расскажи, чтоб не надумывала себе чего.