Тень Казановы
Шрифт:
Рядом крутился Игорь, тоже красивый, черт!
Я по-свойски помахал ей, она ответила улыбкой, а потом приложила палец к губам, красноречиво глядя в сторону Игоря. Хм, что бы это значило? Молчать о сегодняшнем? Но мне кажется, наоборот, лучше объясниться быстрее.
Вскоре нас всех выстроили живым коридором, заиграла трогательная музыка про голубей, которых мы сегодня выпускаем в последний полет, и через нас парами пошли выпускники. Моя богиня, конечно, шла с Игорем (все равно ей надо с кем-то идти — утешился я). При этом Игорь эффектно закрутил руку калачом, а она очень плотно с этой рукой переплелась. Нет, на
Часа два длились всякие торжественные речи, вручения и поздравления. После чего выпускники вышли на крыльцо выпускать в небо воздушные шарики. Вместо голубей, видимо. Мы тоже к ним присоединились.
Я нашел свою парочку в некотором отдалении, они слились в очень долгом поцелуе, утренний вкус похожего еще был на моих губах. Я подошел ближе и все-таки продекламировал про розу в бокале. Игорь смотрел на меня в недоумении (Васька спятил!), а богиня с некоторым испугом — вдруг я, дурачок, продам нас? Ожидания не подтвердились, я вручил ей коробку с сердцами, торжественно прокомментировав: «Даже мелкие осколки отдал сердца своего…», выпустил в небо розу с шариком и неожиданно со вкусом поцеловал ее на прощание. На сей раз она сопротивлялась, а Игорь по-простецки раздвинул нас и здорово дал мне в нос. Я ответил тем же и с удовлетворением отметил струйку крови, которая капнула ему на рубашку. В ответ он стукнул меня сильнее и осыпал шоколадными сердцами из коробки. Я сдался. И они ушли.
А я вдумчиво развернул одно из сердец, засунул его в рот и продолжил цитату: «Все взяла, не отказалась. Серебро взяла и жесть. А от сердца отказалась, говорит — другое есть».
Скрываясь за усмешечками и цинизмом, на самом деле страдал я, конечно, здорово. Признался Сергею, что хоть я и молод, но очень несчастен и в жизни уже практически не нуждаюсь. Вряд ли кто пережил такую же трагедию.
— Да бывало вроде, — протянул Сергей.
— Где это? — вдохновился я, желая найти созвучную своей душе боль.
— Лермонтова полистай. Печорин. Демон. Потом еще кого-то мы в школе проходили. Да много таких…
Я готов был убить его, но через день простил. Я — великодушный. С опустошенной душой…
А через две недели меня отправили в Англию. В нашей школе это практиковали — обучающие вылазки за рубеж с целью шлифования языка. Недешевое, конечно, удовольствие, но меня снарядили.
Поселился в международном студенческом лагере, было весело и интересно.
Англия мне очень понравилась, невзирая на ежеутренние пудинги из овсянки и разную прочую английскую шнягу [3] . К тому же повсеместно было признано мое оксфордское произношение, и к концу пребывания в Англии на молодежных вечеринках меня уже за аборигена принимали. В общем, деньги были потрачены не зря, и назад я вернулся с желанием активно жить дальше. Чем и занялся.
3
Ш н я г а — здесь ерунда, чепуха (сленг).
Свою элитную школу я закончил блестяще, чем очень порадовал маму и Сергея. На выпускном отхватил кучу грамот и благодарственных писем. Мама даже всплакнула. А Сергей явно гордился, что он
Я и правда не знал, как там моя богиня, да и Блок вспоминался все реже.
Учиться я отправился в медицинский. По призванию. Невзирая на мой безупречный аттестат, мама сразу заплатила за год обучения почти две тысячи баксов, и правильно сделала, потому как… Ну, правильно, в общем, сделала.
К лету после первого курса я заделался байкером. Обзавелся кожаной косухой и на разницу от обмена своего вполне приличного сотового телефона на «дровяной» приобрел мопед. Стал регулярно читать журнал «Мото» и лазить по соответствующим сайтам в Интернете. В июле засобирался на байкерский слет. Тут мамины нервы не выдержали, и она категорично возразила. Но я получил неожиданную поддержку от Сергея, который махнул в мою сторону рукой и разрешил:
— Да пусть едет! В палатках тоже жизнь. Тем более на две недели, — и хохотнул почему-то.
Мама переключилась ругать теперь уже его, а я под шумок уехал. На мопеде. За двести кэмэ от города. Это, конечно, была не Британия, но я выдержал. Я привык все дела доводить до конца…
Вернулся под впечатлениями, заметно похудевшим, откровенно грязным и очень загорелым.
Байкерская страсть прошла сама собой. Осенью увлекла учеба, и я решил стать хирургом.
— Правильно, — одобрил Сергей. — Главное в этом деле — твердая рука.
Пошел в спортзал качать мышцы. Невзирая на двухчасовые тренировки и километры, нарезаемые в бассейне, раздались только плечи, а мышцы особо не качались.
— Они и не накачаются, — огорошила меня мама. — Ты конституцией в мою породу пошел, а у нас все мужики в роду тонкокостные и высокие. Вот если бы ты в отца был, то просто родился бы с мускулами, в его роду все крепыши.
— Зато, — смягчил пилюлю Сергей, — такие с возрастом быстро пузиком обзаводятся и жирком, а Васька до старости будет юношей бегать.
Уж и не знаю, что и лучше: старость еще далеко, а прижимать к широкой груди девичьи головки хотелось уже сейчас. Короче, спорт бросать не стал, хоть какие-то мышцы, да нарастут.
Кстати, о девушках. Они, конечно, случались, но как-то все не так, без придыхания.
— Романтик ты у нас еще, — опять же мама сказала.
Может быть, но чего-то такого хотелось, такого… Бессонницы, звездного неба, миллиона алых роз, шелкового шелеста прибоя, поцелуя длиною в ночь… Ну, это меня уже понесло.
К концу моего второго курса, когда я ощущал себя уже практически состоявшимся эскулапом, в дом пришла радостная весть: меня можно отправить летом в Нью-Йоркский университет по какой-то супермолодежной программе, где нас (молодежь) будут стажировать по медицине почти два месяца. А радостной эта весть была потому, что все это удовольствие можно было получить совершенно бесплатно, разумеется, если сдать экзамен по специальности на английском языке. Эту заманчивую идею подала Элька, мамина подруга, которая являлась активным членом «Ротари-клуба». В этот-то клуб и пришла заявка на умненького и одаренного студента-медика, типа гранта что-то.