Тень Люциферова крыла (Посланник)
Шрифт:
Никита от избытка чувств хлопнул по плечу индейского мага, однако Даймон был слишком серьезным противником, чтобы расслабляться во время боя. С шипением, в котором слышались угроза и мощь, меч Сухова пронзил воздух и завис над Великим игвой, готовый нанести удар. Роение фигур в призрачном облаке Даймона прекратилось, игва замер, просчитывая вероятность удачного исхода боя с троицей магов, и все-таки решил показать всю свою силу.
Он растекся по земле слоем белого пламени площадью в несколько километров, попытался заключить магов в кольцо, но это ему не удалось, мечи Яросвета и Уэ-Уэтеотля отсекли языки пламени, стягивающиеся в кольцо, а меч
Тогда демономаг превратился в сотню гигантов, бросившихся на трех богатырей со всех сторон. Однако и это не помогло, мечи магов уничтожили половину войска двойников в первые же мгновения атаки. Даймон заметался по полю, подняв настоящий ураган, довершая вывал леса на многие километры вокруг. В воздух поднялась огромная туча земли, грязи и воды, так что стало темно.
А когда мечи магов нашли игву и в этой грохочущей туче, он развернул мерность пространства. Весь гигантский объем битвы в полсотни кубических километров превратился в сросток кристаллов, вернее, в гору "мыльной пены", каждый пузырек которой представлял собой область пространства с отличающимися от соседних свойствами. И в каждом Великий игва присутствовал не в виде живого существа, а в виде закона! Причем закон этот зависел только от воли многомерного объекта, коим был и оставался Даймон, обладающий сетью внеинтеллектуальных связей. Убить его в этой ситуации, не повредив пространственного пузырькаобъема, а значит, и того, кто попытается это сделать, было невозможно.
Никита, отключенный от эйдоса, неискушенный в контактах с многомерными образованиями, остановился в нерешительности, но Уэ-Уэтеотль был опытнее и владел многомерным преобразованием в такой же степени, как и Великий игва. "Горы пены", каждый пузырек которой извне имел буквально двухсантиметровый диаметр, а изнутри казался бесконечным, стала "проваливаться" в себя, охлопываться, таять, пока не остался один пузырек, лопнувший с тихим треском, от которого тем не менее шатнулась планета. Вся четверка сражающихся оказалась снова на земле Мировой Язвы лицом к лицу.
Даймон, ограниченный с трех сторон вращением мечей Яросвета, Уэтля и Никиты, принял облик старика с посохом, чем-то похожего на Праселка-Дуггура. Сгорбился, опираясь на посох, глядя на Сухова-мага с неопределенной миной. Земля перестала шататься ураган стих, туча земли и пыли осела, и в наступившей тишине раздался скрипучий голос Великого игвы:
– Гиибель недооценила тебя, Посланник. Но отсюда, из этого хрона, тебе не выйти даже с помощью друзей.
– Сигата га най, - ответил Никита хрипло, разводя руками.
Такэда, цеплявшийся за плечо Яросвета, засмеялся. И смех его заставил Великого игву впервые ощутить - не страх, злость или ненависть, ведь игвы, существа холодного интеллекта, не были подвластны большинсву человеческих эмоций, - неуверенность!
Взмахнув посохом, Даймон превратился в струю дыма, метнувшуюся к жругру, разрубленному пополам, но, как оказалось, не потерявшему способность функционировать. С неистовым треском, от которого у оставшихся заложило уши, передняя половина жругра с обедлавшим ее Великим игвой исчезла.
– Он соберет всех игв и вернется, - сказал Сухов.
– Вряд ли, - не согласился Яросвет.– Игвы - еще большие индивидуалисты, чем маги-творцы, они суперэгоисты, а Даймон к тому же уязвлен. Он постарался настичь тебя и отомстить.
– Ничего, Посланник теперь битый зверь, -
Такэда снова засмеялся.
– У нас говорят - стреляный волк.
Вслед за Такэдой засмеялся с облегчением Никита, потом Яросвет, и даже Уэ-Уэтеотль, олицетворявший собой идеал бесстрастия, позволил себе улыбнуться. Хотя все понимали, что битва не выиграна, что против всех Великих игв им не выстоять, не говоря уже о Люцифере, что главные события впереди и на Посланнике лежит основная забота объединения магов-творцов и созидателей, вершителей судеб вселенных, проводников закона Абсолютной этики, которому подчинялся весь Веер Миров.
Уцелевшие обитатели Язвы, в том числе и старуха Ягойой, которая не решилась выступить ни на чьей стороне, настороженно наблюдали за ними из-за деревьев нетронутого огнем и распадом леса на границе поля битвы.
Путь от Мировой Язвы до вотчины князя Мстиши занял у них один день.
Оставив позади жуткую, черную с фиолетовым и багровым, стокилометровую пологую воронку глубиной в несколько сот метров, со склонами, вспаханными боем магов с демоном, четверо путешественников перебрались через Огнь-реку с помощью Никиты, вернее, с помощью его меча, поймали диких степных лошадеймеригиппусов, у которых вместо копыт были пятипалые львиные лапы, и за полдня доскакали до Охранного Городища, где с помощью Яросвета нашли еще один годный к полету вертолет.
Золотой полоз, охраняющий кладбище боевые машин, оставшихся от прошлой Битвы, так и не проснулся, окаменев вокруг Городища навеки.
– Значит, работающая техника - твой запас?– полюбопытствовал Никита, взирая на вертолет с двумя винтами.
Яросвет, ставший Мстишей (все трое обрели свой обычный человеческий вид), качнул головой:
– Не знаю, с какой целью, но вся работоспособная техника оставлена здесь Семеркой. Естественно, я иногда пользуюсь ею.
– Судя по всему, не только ты.
Мстиша, вспомнив военный вертолет, нахмурился.
– Я приму меры.
– Надо говорить: я сотворю меры. Маг ты или погулять вышел?
– Хочешь испытать? Давай на спор...
– А я разобью. Половина - моя.
– Чего половина?
– А того, на что спорите.
Захохотав, Никита и Мстиша бросились на Уэтля, повалили его на землю и принялись тузить, получая в ответ такие же тычки и затрещины. Маги были молоды, хотя и не беспечны, возбуждены, веселы, и, осознав свою силу, шутили и смеялись, поддразнивая друг друга. Такэда, завистливо глядя на их игры, пробормотал:
– Всех победиша, а меня забыша.
– А чего ты хочешь?– повернул к нему раскрасневшееся лицо Никита.
– Да хотя бы есть.
– Дома... через час...– с натугой выговорил Мстиша, лежащий в самом низу.– Отпусти, индеец!
– Чудотворцы!– хмыкнул Толя.– Пацаны совсем. Лучше б меня научили творить чудеса.
Все трое перестали возиться, поднялись, счищая с одежды песок и грязь, переглянулись и одновременно глянули на инженера.
На одно долгое мгновение тому показалось, что он все понимает, видит и чувствует, способен выразить любое понятие через символы и знаки любого языка, может сделать все, что захочет: Глубина видения-чувствования потрясала! Вселенная раскрылась перед ним и... закрылась, с болью воткнув в трехмерье человеческого бытия, оставив сожаление и тоску о несбывшихся надеждах. Такэда с трудом удержался на ногах, не видя ничего перед собой из-за навернувшихся слез.