Тень мачехи
Шрифт:
Увлекшись его рассказом о поездке на охотничью заимку и найденных там вещах, Татьяна не замечала, что Янка исподволь поглядывает на нее и на Залесского, не вмешиваясь в беседу — будто наблюдая.
— Вы извините, — вдруг сказала она. — Я же забыла совсем — мне нужно детей из кинотеатра встретить. Побегу, а с мальчиком позже познакомлюсь. Вдруг это мой будущий крестник, — улыбнулась она.
Залесский вскинул бровь, недоумевающе глянул на Таню. Она поспешила перевести тему:
— Спасибо, что занимаетесь этим делом. Без вашей помощи оно продвигалось бы медленнее. Я пока что смогла вытянуть из найденыша только
— Интересно, как вам удалось? — удивился Залесский. — Вчера мне показалось, что он решил молчать, как партизан в тылу врага.
Они пошли к лифту. В нем никого не было, и Таня, чуть поколебавшись, все-таки нажала на кнопку пятого — в ее палате они смогут поговорить спокойно.
— У меня к вам несколько личных вопросов, — решительно сказала она. — Как к юристу. Консультация нужна, если хотите. Срочная. Оплату готова вам на карту хоть сейчас перевести, только скажите, сколько…
— Дорого. Очень. Вам придется взять микрокредит, — перебил ее Залесский. И пояснил, видя ее растерянность, — Я, конечно, шучу. Но ваше желание оплачивать каждый мой шаг кажется мне забавным. Вот только я не на работе, и если смогу ответить на ваши вопросы сейчас, то сделаю это бесплатно. Если потребуется более трудозатратная помощь, ознакомлю вас с прейскурантом. Пойдет?
— Да. Извините, — щеки Татьяны налились румянцем.
Он давно не видел женщин, которые краснели бы так легко.
13
— Вы сказали, мальчик живет со своей матерью. И вот я хотела спросить… Понимаете, он ведь избит… За такое родительских прав должны лишать… — Таня поняла, что ее решительность, которая еще минуту назад была столь сильной, испарилась почти без остатка. И теперь она чувствовала себя глупой мямлей, а Залесский смотрел на нее с непроницаемым видом.
Дверь ее палаты была закрыта плотно, и разговору никто не мог помешать, и никто не сбивал ее с мыслей, но Татьяна всё не могла подобрать слова. «А вдруг я поступаю неправильно?» — вместе с сомнением мысль принесла и отчаяние — будто в тупик завела. «Что делать? Может быть, пока не говорить с ним об усыновлении, обдумать все еще раз? Но время идет, завтра же в больницу могут прийти представители опеки… И что с Павликом будет дальше? Если его решат изъять из семьи, то куда — в детдом? Не место ему там, как и моей трусости сейчас — не место…»
Залесский сидел напротив нее, за небольшим квадратным столом, на котором Янка оставила принесенные из магазина пакеты с провизией. «Сейчас подумает, что это я много ем», — ужаснулась Таня, окончательно сникла и спросила виновато:
— Может, сперва чаю? Тут пирожки есть, Яна принесла…
Залесский отрицательно мотнул головой, в янтарных глазах мелькнула жалость.
— Не надо меня стесняться, — мягко сказал он. — Юристу, как врачу, стоит рассказать только правду. Я правильно понял: вы хотите, чтобы этого ребенка изолировали от родителей?
— Мне хочется ему помочь. Ведь он сбежал из дома зимой, в мороз — на такое ведь можно решиться только если край приходит! Если бы не вы, мальчик вообще мог погибнуть. А случилось всё это, скорее всего, из-за жестокости его родителей! — Татьяна вновь почувствовала, как сильно злится от одного только воспоминания о следах ремня на худеньком теле ребенка. — Мой коллега Виктор Купченко, который принимал Пашу
— Но вас что-то останавливает, — констатировал Залесский.
— Я никогда еще не участвовала в подобных процессах, — призналась Таня. — Как все это происходит? Нам в институте рассказывали только лишь про возможное участие педагога-психолога в делах такого рода…
— Сейчас не понял. Вы же, вроде бы, врач-педиатр? — нахмурил брови адвокат.
— У меня два образования, — пояснила Таня, сцепляя пальцы в замок, чтобы унять противную дрожь в руках. «Успокойся, — попросила она себя. — Он нормальный человек, а что к словам цепляется — так это особенность профессии. Юрист и в этом тоже как врач — не должен упускать мелочей». Этот аргумент подействовал, и Татьяна заговорила смелее:
— Так вот, я хотела спросить — если я подам такое заявление, мальчика сразу же заберут у родителей?
— Ну, если эта семья состоит на учете в органах опеки, если до этого момента были официально зафиксированы какие-то проблемы, велась работа с законными представителями мальчика, а они, допустим, выпивают, не обеспечивают сына — то да, ребенка могут изъять, — ответил Залесский. — Но и то — до выяснения обстоятельств. Просто так лишать родительских прав никто никого не будет.
— Но ведь следы ремня…
— Послушайте, — терпеливо сказал адвокат, — мы же ничего не знаем о том, что произошло. Мальчишка скрытничает. А это значит, что он либо надеется подольше не возвращаться домой, играя в потерю памяти, либо кого-то прикрывает — к примеру, мать. Он же знает, что врачи видели синяки, и не хочет, чтобы кто-то начал с этим разбираться, вызывать родителей… Да и я не уверен, что его именно мама избила. Профессиональная интуиция, если хотите. И потом, ремень, да еще до синяков на теле — это, извините, скорее мужской почерк.
— Тут, знаете, еще одна странность есть, — Татьяна торопливо встала, метнулась к тумбочке, в которой лежали рисунки Павлика.
Залесский заинтересованно повернулся за ней, протянул руку, принимая раскрашенные листки. Таня встала рядом, взволнованно заговорила, тыча пальцем в детали рисунка:
— Вот смотрите, я попросила Пашу нарисовать дом, дерево и человека. Это стандартный психологический тест для детей. Видите, мальчик себя очень маленьким изобразил — это говорит о том, что у него очень низкая самооценка, и своей значимости для семьи он не чувствует. Скорее, ощущает себя там лишним, и это может быть одной из причин его побега из дома. Обратите внимание, что на рисунке у ребенка глаза закрыты, он будто не хочет чего-то видеть, боится. И рта у него нет, а это признак того, что мальчику не дают выражать собственное мнение. Дальше: рядом с мальчиком огромный человек, и он отделяет его от матери. Она изображена в стороне, и очень безучастной — смотрит перед собой, не на сына, будто не хочет замечать, что происходит между ним и отцом, или будто не вмешивается в их отношения, никак себя не проявляет.