Тень мачехи
Шрифт:
Почему люди вообще берут приемных детей? Странно, раньше она не задавалась этим вопросом. Берут — и всё, так бывает, так принято. У каждой семьи, наверное, своя причина. Чаще всего бездетность, но ведь бывает и так, что взрослые не могут пройти мимо детской беды.
Но если рассуждать с позиции Макса, обе эти причины фальшивой копейки не стоят. Что это — обычная мужская узколобость, неспособность понять свою жену? Или глубинная, метастазом проросшая через всю ткань души, жестокость?
«Упырь», — сказала тогда Янка.
— Максим, скажи честно, ты вообще не любишь детей? — холодно спросила она, пристально глядя ему в
— Да всё равно мне, понимаешь! Хочешь, рожай, — его взгляд метнулся в сторону, кадык дернулся синхронно нервному глотку, и Таня вдруг поняла, что он трусит.
— Я хочу усыновить, — с нажимом сказала она.
— Нет.
Она осознала, что спорить нет смысла. Просвинцованным плащом навалилась усталость, плечи поникли, словно их тянули вниз обессилевшие крылья.
Макс вытащил из кармана смартфон и уставился в него, будто по-настоящему важное было там.
Татьяна подошла к подоконнику, оперлась на него руками. Жестокость и равнодушие мужа пугали её. Неужели он всегда был таким, а она просто не замечала? «Всё ты видела, просто не хотела верить», — бесстрастно сказал внутренний голос. — «Все эти пять лет, прошедшие с момента свадьбы, ты только и делала, что закрывала глаза на его недостатки. Хорошая жена должна сохранить семью любой ценой, ты же так считала? Раскрой уже глаза и подумай, не велика ли плата? А еще подумай, почему ты всегда поступаешь так, как хочет он. Видимо, с этим ребенком будет так же».
Таня прижалась лбом к стеклу. На ели, растущей у ворот, дрались две сороки. Скрипяще тарахтя, они перелетали с ветки на ветку, гонялись друг за другом, пытаясь клюнуть побольнее. Длинная шишка сорвалась, отскочила от бордюрного камня, мягко упала в снег.
— Василенко звонил, — сообщил Макс в пространство. Таня вздрогнула.
— Что ему опять нужно? Я же недвусмысленно дала понять, что мы больше не собираемся закупать у него лекарства! В моих аптеках фальсификата не будет.
— А ты не злись, не злись, — примирительно сказал муж. — Я думаю, он выводы сделал.
— Все равно я не хочу с ним работать. Полно других поставщиков.
— Ну да, у которых закупочные цены выше, чем наши розничные, — язвительно хохотнул Макс. — Ты как бизнес-то собираешься вести? Год возни — три копейки навара? Конкуренты по той же цене, что и мы, продают лекарства в своих аптеках. Но только им при этом хороший процент перепадает, потому что закупаются по дешевке. А мы?
— А мы людей лечим, а не калечим.
— Ой, можно подумать, мы святые. Сама знаешь, что современные лекарства только наполовину лекарства, а в остальном — продукт маркетинга. Что рекламируют, то люди и покупают. Давай тогда вместо этих дорогущих разрекламированных препаратов выложим на прилавки дешевые аналоги. Вместо «Кашель-стоп», к примеру, который в этих порошочках вкусненьких, да за шестьсот рублей, положим обычные таблетки от кашля, которые еще в Советском Союзе пользовали. Те, которые по двадцать шесть рублей сорок три копейки. Все там есть, что надо: термопсис, кодеин, сода и солодка. Безвредно и эффективно. Но вот проблема для нас, акул капитализма: дешевые они, и не помнят о них люди, поэтому продавать неприбыльно. А чтобы аренду платить и зарплаты сотрудникам выдавать вовремя, пойдем бутылок насобираем! Такой у тебя бизнес-план?
Таня молчала. Она понимала, что Максим прав, но все же…
— Пусть люди
— Нет, дорогуша, покупатель сначала посмотрит телевизор или сходит к врачу, который, кстати, тоже ему посоветует дорогой «Кашель-стоп». Или «Здоровый желудок» вместо корня лопуха.
— Я родителям своих пациентов всегда предлагаю альтернативу: есть дорогие лекарства, есть дешевые, а эффект тот же. А малоимущим еще и карточки скидочные даю, — огрызнулась Таня.
— Еще бы владелица аптек не пользовалась служебным положением, чтобы раздавать свою рекламу! — хохотнул Макс. — Это же так красиво: дорогие родители больного ребенка, я ваш ангел-спаситель! Вот вам скидка в моей аптеке, чтобы вы в другую случайно не зашли и там денежку не оставили!
— Хватит! Ты знаешь, что это не так!
Макс глянул на нее — тяжело, исподлобья, будто желая обвинить ее в чем-то страшном. Но смолчал. Пауза повисла холодной медузой, тронь больную тему — и обожжешься.
— Ну ладно, — примирительно сказал Макс. — Без Василенко — так без Василенко. Других поставщиков поищу.
«Надо будет сказать Олегу, чтобы сделал парочку подставных фирм — будем через них бабки прокачивать, — решил он. — Танька все равно не допрет».
— Ладно, пора мне, — заявил он, вставая.
— Подожди. Мы не договорили, — жена смотрела на него в упор. — Я хотела тебе сказать… Ну, в общем, я приняла решение. Мне нужен ребенок. Этот мальчик, который к нам поступил, или кто-то еще — можно взять из детского дома, или из роддома, если там будет отказник — не важно. Я хочу стать мамой. Не знаю, смогу ли родить сама, поэтому, как выйду из больницы, начну собирать документы на усыновление. И, коль ты мой муж, мне понадобится твое официальное согласие, его потребует опека.
— Нет. Я его не дам. Никогда. И не уговаривай.
Его голос прозвучал жестко, и Таня уловила в нем нотки отвращения.
— Но это важно для меня. Важнее всего на свете, — сказала она с надрывом.
— Таня, нет. И не проси.
— Просить? — Она вскипела мгновенно, почувствовав, что нечему больше удерживать ни ее злость, ни отчаяние, ни дерзость. Будто плотина пала, и больше ничего нельзя сделать, чтобы обуздать эмоции — да и зачем?
— Ты говоришь — просить? — медленно, с пугающей четкостью, повторила она. — Кого, Максим? Тебя? Просить о чем-то? Нет, ты не понял — я не прошу, я ставлю тебя перед фактом. Я возьму ребенка. Может, даже двоих или троих. Это вопрос решенный. И если ты не дашь мне согласие, как того требует этот чертов закон, я буду оформлять документы как мать-одиночка! Слава Богу, сейчас это разрешено. Видимо, даже там, наверху, понимают, что лучше ребенку расти без отца, чем в детдоме. Только ты не понимаешь этого!
— Я действительно не понял, — его голос налился угрозой. — Ты что, развестись задумала? Ради каких-то беспородных щенков? Ты дура, Таня.
— А мне плевать, кем ты меня считаешь! — взвилась она. — Да, если наши взгляды на семью не сходятся, я хочу получить развод! Так что давай договоримся: ты сегодня же соберешь свои манатки и выкатишься из моего дома! Чтобы, когда я пришла, духу твоего там не было!
— Нормально… — зло ощерился он. — Нет, ты сама себя слышишь? «Выкатывайся!» Я-то выкачусь, а ты? Ты-то кому будешь нужна — в таком возрасте, и с такой жопой?