Тень мачехи
Шрифт:
— Я понимаю, Тань! — Янка погладила ее по плечу, успокаивая. — У нас же люди дремучие, быстро в психи записывают, если что-то подобное слышат. Я бы, наверное, на твоем месте тоже скрывала такое, если бы никто не замечал… Да что там! Я и скрывала… У меня же было нечто подобное, только проявлялось не так остро.
Таня уставилась на нее, будто видела впервые:
— У тебя? — почему-то поверить в это было почти невозможно.
— Ну, конечно, без таких сильных переживаний, чтобы до обморока, но было. Очень странная штука, и тоже повторяющаяся раз за разом.
Когда я видела нож, обычный нож — столовый, кухонный, или даже скальпель — у меня возникало ощущение, что кончики моих пальцев изрезаны. Что там
Яна поёжилась, умолкла на миг, словно нырнув в переживания — и продолжила:
— Так что у меня осязательные галлюцинации были, если можно так выразиться… Вообще вся эта терминология, — Янка поморщила нос, — обычных людей пугает и отталкивает, потому что связана с чем-то тёмным, опасным. Якобы, у нормальных людей не может быть галлюцинаций — только у алкашей или психически больных.
— Это не так, — покачала головой Татьяна.
— А ты никогда не задавалась вопросом, почему даже психиатры признают, что не могут определить их причину? Если не брать в расчет случаи, когда имеет место опухоль мозга, Альцгеймер и прочие диагнозы, при которых нарушения в мозге выявляются на физическом уровне. Я вот так тебе скажу: всё, что нам кажется — а твои приступы ведь из этой серии — может быть сигналом бессознательного. Как сны.
— Ну, нам говорили об этом в институте… — в голосе Татьяны звучал неприкрытый скепсис. — Только мы же психологи. А с бессознательным работают психоаналитики — а я им, если честно, не слишком доверяю… Мы немного разбирали учение Фрейда, основоположника психоанализа. Оно воспринимается так, будто бы все в нашей жизни завязано на либидо, на сексе. Но Янка, согласись, это какой-то однобокий подход. Как говорится, иногда банан — это просто банан, а не фаллический символ.
— А я после развода ходила к психоаналитику, — призналась Яна. — И он помог мне понять, что во мне сидит и не дает нормально вести себя в семье.
Глеба я, конечно, после этого не вернула — но не потому, что не могла. Думаю, мы еще десять раз сбегались бы и разбегались. Но мне это перестало быть нужным. Оказалось, что в нем я видела своего отца, и вела себя с ним так, чтобы компенсировать детские переживания. Все доказывала ему, что я молодец и меня стоит любить, ценить и не бросать… Вот только он не мог ко мне по-другому относиться в силу своего характера, а не потому, что я плохая. Как и мой отец — он тоже не мог по-другому, а я не понимала, винила себя в том, что недостаточно хороша…
— А знаешь, я что-то такое предполагала, — призналась Татьяна. — И мне всегда казалось, что ты модель родительской семьи пытаешься перенести в ваши с Глебом отношения. Но твой отец ведь в итоге ушел от мамы, хотя все говорили: «Она такая хозяйственная, умница-красавица, и всю семью на себе тащит… Ну что еще этим мужикам надо?»
— Вот-вот! — подтвердила Яна. — Сейчас и обо мне с Глебом мне так говорят.
— Ты по-другому не могла, потому что у тебя, как и у большинства людей, была только одна модель семейного поведения — та, по которой жила семья твоих родителей. И ты ее неосознанно скопировала в своей семье. Ты не виновата.
— Теперь я это понимаю, — с горечью сказала Яна. — Ну да ладно, жизнь не закончилась, выйду еще замуж… Я про ножи тебе хотела рассказать. Так вот, я призналась психоаналитику, что жутко их боюсь — ну, чтобы заодно и эту проблемку решить. И представляешь, иду я на следующий день в магазин, через парк возле моего дома — и тут меня накрывает! Буквально перед глазами встает воспоминание. Дашка, моя сестра — ну, ты же
— Как раз тот возраст, когда у ребенка взаимоотношения с родителями перестраиваются, — заметила Татьяна.
— О, я всем давала дрозда! Вообще неуправляемой была, — улыбнулась Янка. — Так вот, я любила хватать со стола всё подряд и бросать на пол. И ножи в том числе. Но брала я их, как придется — а Дашка пыталась мне объяснить, что нож нужно брать за ручку, а не хватать его за лезвие всей пятерней, так можно порезаться. И пугала, что нож может пальцы отрезать полностью. А я хватала и хватала эти ножи на кухне, Дашка устала их от меня прятать… И вот она режет мясо, а я залезаю на табуретку и беру нож, который на столе лежит. Она отбирает, ругается — а потом резко хватает мою ладонь и свой нож, который в крови после мяса, прижимает к моим пальцам! И кричит: «Чувствуешь? Острый?» А я смотрю на него, и чувствую, как эта тонкая, холодная полоска стали давит мне на пальцы. Испугалась — не передать, как… Разревелась, а соседка по коммуналке говорит: «Даша, что ты делаешь, нельзя так с ребенком! Напугаешь же до смерти!» Сестра начала оправдываться: «Да я не острой стороной лезвия!» И это правда было так, вот только я этого не поняла сразу. Понимаешь, она просто хотела, чтобы я прекратила баловаться ножом. Защитить меня хотела. Ну, выбрала такой вот неудачный способ. Но сработало же! Я с тех пор только за ручку ножи брала. Но о случае этом напрочь забыла. Только страх остался: вот смотрю в магазине на ножи — чувствую порезы на кончиках пальцев, про которые мне сестра твердила. Холод металла чувствую, а сильный холод ведь напоминает боль. Сижу в ресторане — и не могу нож в руки взять, потому что это ощущение возникает. Нет, ну беру в итоге, конечно. И покупаю. И дома ножами пользуюсь — как без этого. Но всегда через этот вот страх, через принуждение себя — и через это чувство изрезанности! Тоже своего рода галлюцинации — просто осязательные, а не зрительные и слуховые, как у тебя. А осязательные галлюцинации, кстати, тоже симптом психиатрических заболеваний — бредового психоза, шизофрении. И что теперь, меня надо было психиатрам сдавать? Нет, конечно. Да они бы и не докопались до причины, наверное. А вот психоаналитик смог.
— Ничего себе, — только и смогла сказать Таня. — Даже не думала, что так бывает…
— Еще как бывает! — воскликнула Яна. — И очень по-разному проявляется. Психоаналитик мне рассказывал историю про мужика, который боялся летать. Он бизнесмен, по работе был вынужден мотаться из страны в страну. Но вот как увидит самолет — всё! Дикое нежелание лететь возникает, страх наваливается, сердце стучит, в глазах темнеет. И обязательно — рвота. Он пошел к аналитику, начал разбираться с этим — и знаешь, что вспомнил? Что в раннем детстве он ненавидел манную кашу, а его ей закармливали. И над кухонным столом, за которым его пичкали этой кашей, висел плакат с рекламой «Аэрофлота». Он ощущал жуткий негатив из-за еды, реагировал на нее плохо, вплоть до рвоты — а перенес всё это в итоге на самолеты! Так вот психика сработала.
Вот поэтому я и думаю — может, что-то такое твоя Пандора и есть? Только проявляется сильнее. Ведь всё очень индивидуально, зависит от врожденных особенностей психики. Вот ты у нас впечатлительная, эмоциональная очень. Вполне возможно, что слишком остро среагировала на что-то в детстве, и теперь это вылезает в моменты сильных стрессов. Нужно просто раскопать это, вывести переживание из бессознательного — а когда ты вспомнишь, оно мгновенно утратит свою силу и важность. Ведь ты посмотришь на это с точки зрения взрослого человека, а не ребенка.