Тень мачехи
Шрифт:
Была бы воля Макса, он посадил бы эту бухгалтершу на цепь, чтобы не в свое дело не лезла.
— Не надо паники, Галина Алексеевна, — ободряюще улыбнулся он. — Я, конечно, рад, что мой главбух всегда на стрёме. Но здесь все чисто. Бабка не поняла вас, наверное. Кунакильдин — кореш мой, он нам ремонт по дешевке сделает. А в тюрьме его отец заседает. Фамилия-то у них одна и инициалы одинаковые. Ильдары Ильдаровичи оба. Совпадение. Точнее, семейная традиция — старших пацанов в семье одинаково называть. Не запаривайтесь. Вы от них счета оплатили?
— Ну да, вы же подписали…
— И остальные тоже?
— Ну
— Вот и молодец! Знал, что на вас можно рассчитывать! — похвалил он бухгалтершу.
Малёва облегченно вздохнула. Беспокойный огонек в ее глазах почти погас, лицо вновь приобрело спокойно-деловое выражение. Но, не желая выглядеть паникершей, она всё же буркнула:
— Ну, я же должна была вас предупредить…
— Ясен пень. И правильно. Но я ж всегда проверяю контрагентов. И вы это… Не кипишуйте перед налоговой, сначала меня спросите, — ворчливо ответил он.
Поправив сбившийся на сторону шейный платок, Галина Алексеевна кивнула и с видимым облегчением стала собирать сумку. Выключила компьютер, поднялась, отодвинув массивным задом свое широкое крутящееся кресло.
— Хороших выходных! — пожелал ей Демидов. И шутливо погрозил пальцем: — Смотрите мне, без загулов! Знаю я вас, женщин: пойдете в ресторан с подружками, там мужики закрутят-затанцуют! Вы мне здесь нужны в понедельник.
Малёва зарделась — чувствовалось, что слова начальника ей приятны. Попрощавшись, она вышла из офиса. Максим остался в одиночестве и смог, наконец, стянуть с лица доброжелательную улыбку.
Бухгалтерша свою работу знала неплохо, но для Макса обвести ее вокруг пальца было плевым делом. Она ведь тряслась за свое место, с благодарностью проглатывала начальственные «плюшки» в виде премий и похвал (на вторые-то Макс был особо щедр, памятуя, что ласковое слово кого угодно приручит). И в рот Демидову заглядывала, боясь вызвать его недовольство.
Раньше Галина Алексеевна главбухом не была, Макс понимал, что на это ей просто ума не хватало — но она-то считала себя недооцененной. Потому что в кресле рядового бухгалтера Машзавода провела больше двадцати лет, обзавелась кой-какими связями, журналы профессиональные почитывала, хоть и по диагонали — но не видя в этом крамолы. И свято верила, что с такими данными ей прямая дорога в Главные, да вот не пускают. Плюс возраст поджимал, ждать устала, да и обидно было выслушивать претензии от начальницы-сикушки, которую явно пропихнули на Машзавод по блату и которой Галина Алексеевна почти что в матери годилась.
Малева вывалила все это на собеседовании, и Максим понял — подходит. Он специально искал такую после того, как выжил Танькиного бухгалтера. Знал, что, заняв кресло главбуха, она будет вечно благодарна золотому человеку и мудрому руководителю Максиму Вячеславовичу Демидову — единственному, кто разглядел и оценил. Амбициозность Галины Алексеевны была удовлетворена, так что потом Максу оставалось искусственно создать несколько ситуаций, из-за которых она могла лишиться своего места. И самому же её каждый раз прощать великодушно, постепенно внушая: начальник умнее, грамотнее, и если он что-то утверждает — значит, так оно и есть, и перепроверять не нужно.
Татьяна к тому времени совсем отошла от дел, так что Макс мог спокойно проворачивать свои бизнес-схемы. Оставалось только придумывать, на что потратиться сегодня — на неработающий фонтан,
Ну и осторожность терять не стоило, все ж таки Малева не была круглой дурой, да и Танька в любой момент могла воспылать интересом к своему аптечному детищу. А еще теща Елена Степановна — чтоб она трижды провалилась! — постоянно совала свой нос в дела фирмы. Благо, не разбиралась в них вообще.
Демидов удовлетворенно улыбнулся и взялся за стопку счетов, скопившуюся на столе. Парочка из них была от его личных фирм, о которых Танька ничего не знала. Он не впервые выводил деньги налево — ведь для возвращения к Алене ему была нужна солидная сумма. Она копилась, но медленно. Иногда победно прирастала за счет выигрышей в покер или бильярд. Иногда — досадно уменьшалась, когда фарта не было. Но если заняться обналичкой, как сегодня предложил ему Василенко, к весне денег скопилось бы достаточно… «Ч-черт, Танька со своими капризами вообще не вовремя… Развод ей подавай, не, ну нормально?… А если она отстранит меня от работы? Учредитель, имеет право… Аудит может назначить… — он почувствовал, как по шее поползли мурашки. Достал из ящика стола початую бутылку коньяка, рывком выдернул пробку, глотнул прямо из горлышка. — Нет, она не настолько подлая, чтобы делать такое без предупреждения. Сразу бы сказала, чтобы не только из дому выметался… Кстати, что теперь: за чемоданом и в гостиницу? Бля, надо придумать что-то… Но пока не дергаться. Пусть охолонёт, подумает чутка…»
— Чего взбесилась-то? — спросил он у свадебной фотографии, показательно — для сотрудников и тещи — стоявшей на столе. «Танька толстая и в белом — ну прямо пельмень в сметане, — подумал Демидов. Но признал: — а так-то аппетитная, конечно».
— А может, ты уже хахаля себе нашла? — подмигнул он жене, отхлебнув из бутылки. И заржал в голос — настолько нелепой была эта мысль. Его клуша-жена — и любовник?
— Да у тебя кишка тонка его завести, — изобличил Максим, снова обращаясь к фотографии. И протянул с издевкой: — Ты же у нас праа-аавильная!
«Это Алёне было легко найти мне замену, — подумал он. — Но Алена — шикарная женщина, за таких мужики в драку лезут. Хотя тоже дура, как и Танька»
Привычная тоска — замешанная на любви, злости, желании победить, доказать свое превосходство над другими мужчинами — пробудилась в нем, проступила в глазах печалью, потянула вниз уголки его губ. Настроение испортилось еще больше. Пошарив под столом, он включил компьютер, вышел в интернет. И в соцсети, где был зарегистрирован под ником «Бизон», нашел страничку Алены.
Он заходил к ней едва ли не каждый день, ревниво разглядывал фотографии и комменты под ними, дико злился, когда она пропадала из сети. Однажды она не обновляла страничку месяца два, и он уже начал всерьез беспокоиться: что с ней, жива ли?… При ее образе жизни всякое могло случиться, он еще в те времена ей об этом говорил…
Тогда, в Самаре, она обещала ему завязать, обещала много раз — но всё сбегала в свой «Бэзил», блядское гнездо, где каждый мог пялиться из зала на ее возбуждающее до трясучки тело. Где каждый мог сунуть купюру за тонюсенькую ниточку стрингов, назначением которых было подчеркивать — не скрывать. А она танцевала для них — не для него. Ему оставались объедки.