Тень мачехи
Шрифт:
— Может, ты и права… — неуверенно ответила Татьяна. — Но как это происходит? Под гипнозом?
— Нет, ты просто говоришь, о чем хочешь — а психоаналитик слушает, иногда задает вопросы или просит акцентировать внимание на какой-то из сказанных тобой фраз. Ведь именно то, как мы строим эти фразы, какие слова используем, указывает на какие-то баги. Это как сигналы бессознательного, если можно так выразиться. А еще психоаналитик разбирает сны. Именно в них зачастую проявляется скрытое в самых глубинах психики. Фрейд даже говорил, что сновидения — это королевская дорога бессознательного. И, кстати, анализ снов ничего общего не имеет
— Я одного не понимаю, — чуть поразмыслив, возразила Таня, — ведь такие случаи, как твой с ножами, очень яркие, вызывают сильные эмоции — почему же мы тогда их забываем? Я наоборот какие-то жуткие вещи из своей жизни слишком хорошо помню.
— Да потому что они происходили с тобой, когда ты уже была постарше! — с жаром объясняла Яна. — А представь маленького ребенка — он же иногда пугается совершенно безобидных вещей, и реагирует очень бурно. Если у такого ребенка возникает травмирующее переживание, с которым его психика не может справиться, оно вытесняется в бессознательное. И если бы было иначе, единицы из нас доживали бы до старшего возраста.
— Ну да, про это я знаю, — согласилась Таня. — Это всё про те же детские психотравмы, которые мы изучали, как психологи. Просто с другого бока. Мы в психологии говорили, что детские психотравмы на характер влияют — ребенок может стать скрытным, неуверенным в себе, агрессивным и так далее. Но что они могут, не меняя характера, проявляться ситуативно и в виде таких приступов, как у меня… Не знаю. Мне Пандора всегда казалась чем-то сродни детскому кошмару, но кошмары приходят во сне, а она — в реальности…
— Тань, ты просто сходи к нему, хотя бы разочек, — попросила Яна. — А там сама решишь, что делать дальше. Телефон психоаналитика я тебе скину, как до дома доберусь. Он у меня в старом мобильнике забит.
Она захлопнула историю болезни, положила рядом с собой на кровать. Поднялась и, улыбаясь, скомандовала:
— А чего лежим, больная? Встаем! И угощаем лечащего врача чаем с плюшками!
— Яночка, спасибо тебе огромное, я бы реально с ума сошла наедине со всем этим… — тихо сказала Татьяна.
— А не надо наедине, — посерьезнев, ответила Яна. — Люди же вокруг, Тань. Да, они разные, и не стоит открываться каждому. Но друзья — на то и друзья, что поддержат и помогут. Тебе нужно просто научиться принимать эту помощь. А у тебя проблемы с этим. Ты настолько самодостаточна, что живешь в иллюзиях, будто сама способна всё решить — и будто других обременять своими проблемами не нужно. Вот только сил у тебя на всё не хватит. Никогда. А еще, какой бы умной и самодостаточной ты ни была, иногда возникают ситуации, на которые полезно посмотреть со стороны.
— Ой, да! Мне Залесский помог с этим сегодня, — всплеснула руками Таня. — Помнишь, я говорила, что к нам мальчика привезли и я его усыновить хочу? Так ты представляешь…
Она коротко рассказала подруге о том, что произошло между ней и Мариной Фирзиной. Яна жевала вынутый из пакета пирожок, и слушала, не отводя глаз.
— Если бы не Юра, я бы таких дел натворила… — вздохнула Таня. — Ведь мне были важны лишь мои желания! И я вела себя так же, как моя мать — вот это самое страшное. Я ж всегда считала, что таким, как она, нельзя доверять детей. Такие ломают их под себя, как моя мать пыталась сломать меня — и ведь ей это почти
— Ну, ты же сама говорила мне про родительские программы, — пожала плечами Яна.
— Да, я понимаю, мы часто действуем под их влиянием, да еще и копируем поведение родителей, — согласилась Татьяна. — Но знаешь, это звучит, как оправдание. А я же уже не ребенок. И мне надо от этого избавляться.
— А вот это правильно? — спросила Янка, снова запуская руку в пакет с пирожками. И пояснила: — Извини, я ужас какая голодная! День бешеный был, поесть не успела.
— Ешь на здоровье, — отмахнулась Таня. — Знаешь, я в такой страной ситуации оказалась. Будто я и моя семья на перекрестке стоим, родители и Макс меня в одну сторону тянут — а я решила идти по другой дороге. Я ж переругалась со всеми сегодня, Ян. И теперь будто одна осталась. И дорога, по которой хочу пойти, неизвестная мне. В одиночку — осилю ли?… Так страшно… и в то же время эта дорога как выход, она будто к нему ведет.
— Ну, значит, этот перекресток — твой шанс повзрослеть, — задумчиво сказала Яна. — А для твоего семейства — пересмотреть отношение к тебе.
— Просто мне страшно оставаться без семьи, страшно, если наши пути разойдутся, — призналась Татьяна. — Но я хочу идти по своей дороге. И если они этого не понимают… Стоит ли вообще держаться за этих людей? С одной стороны, да, потому, что мама и папа родные по крови, я им обязана — они кормили и одевали меня, заботились по-своему. И Макс помогал, благодаря ему я, пусть и недолго, но женщиной себя чувствовала — любимой, привлекательной для мужчины. Опять же, он с аптеками этими возится вместо меня… Но это на одной чаше весов — а на другой моя сегодняшняя жизнь! Мои мечты, желания. Которые не способна понять моя семья. И вот она, суть конфликта. Я много лет пыталась его разрешить, доказывала что-то, объясняла… Всё как об стенку горох. Так что хватит пытаться, надо делать.
Она замолчала. И почувствовала, как мысль, произнесенная вслух, превратилась в решение.
20
Перед дверью дома намело знатный сугроб. Чертыхаясь и балансируя, как пьяный матрос, Юрий полез по снегу за большой деревянной лопатой, стоявшей в углу за крыльцом. В ботинки тут же набилась льдистая крупа, начала таять, обжигая холодом. Залесский схватился за черенок голыми руками, стараясь не обращать внимания на вползающую в тело знобкую дрожь.
Завладев лопатой, он в несколько взмахов вычистил крыльцо. И распахнул освобожденную дверь с чувством завоевателя, добравшегося до царских покоев.
Но дом уже был захвачен — буйным, неисстово-жарким ароматом рыбного пирога, который чуть не свалил Залесского с ног. Желудок сжался, недовольно буркнул, во рту стало горячо и влажно от мгновенно набежавшей слюны. Юрий торопливо скинул дубленку и стащил ботинки: не руками, бережно и аккуратно, как требовала Петровна — а, пока экономка не видит, «носом о пятку», небрежно отпнув с пути. Проскакал вглубь дома. Дверь на кухню была закрыта, за матовым стеклом колыхался темный женский силуэт, а на полу, у дверной щели, выстроилась пушистая очередь. Кошки и собаки дружно держали осаду, и на хозяина поглядели кто с недовольством — мол, сзади становись, шестым будешь! — а кто с мольбой, жалобно мявкая или подергивая хвостом.