Тень мачехи
Шрифт:
Да и откуда им знать, что творится в ее душе?
Ведь никто из них не сидел в инвалидном кресле, пытаясь выстроить жизнь с нуля.
____________________
*Китри — дочь трактирщика из балета «Дон Кихот»
**Мойра Клото — одна из трех мойр (богинь судьбы), держащих в руках нити людских жизней. Представлялась старухой с веретеном в руке.
***Алекто — одна из трех эриний, древнегреческих богинь мести. В «Божественной комедии» Данте Алигьери они обитают в подземном царстве, у «властительницы вечных слез ночных» Прозерпины.
***Сольвейг — персонаж балета «Пер Гюнт»
4
— Обещать —
На инструктаж агитаторов Сергей попал случайно — решил скоротать время до встречи с Горе Горевичем, который на пути к предвыборному штабу застрял в гигантской пробке. Не стал болтаться в приемной, отказался от кофе в редакционной комнате, а пошел бродить по бывшему зданию театра «Рифей», временному пристанищу партии «Звезда демократии». Набрел на это сборище партийных глашатаев, которым промывали мозг перед отправкой «в поля» — и остался послушать. Ведь Слотвицкий не раз говорил ему о важности «полевой работы» — так называлась та часть предвыборной агитации, когда представители кандидатов ходили по домам избирателей, разнося листовки, газеты и расхваливая «наших кандидатов».
Удерживая паузу, политтехнолог дважды пересек сцену. Остановился у трибуны, фасад которой был обтянут тканью с партийным логотипом и надписью: «Звезда демократии» всегда на высоте!» Волегову этот слоган казался идиотским. Но партийные гуру строили свою агитацию на статистической догме, которая гласила, что лишь десять процентов населения не являются круглыми дураками. Остальным девяноста процентам можно вдолбить любую идею — главное, умело ее подать.
Политтехнолог повернулся к рядам черных кресел, обежал глазами агитаторов, и продолжил:
— Итак, обещать — не значит жениться. Данную поговорку народ придумал потому, что привык к обману. Я хочу, чтобы вы помнили об этом! Поняли, что народ сам разрешает себя обманывать. И никак не наказывает за враньё.
Волегов обеспокоенно поджал губы. Даже ему, махровому цинику, эта речь казалась слишком безнравственной. А что о ней подумают агитаторы? Большая часть из них — плохо одетые тетки, явно не из графьёв. И студенты, которые вряд ли пришли бы сюда, если бы жили побогаче.
— А врать вам придется, но это будет ложь во спасение! — Политтехнолог подошел ближе к креслам, встал, заложив руки за спину. — Потому что обещание, абсолютно невыполнимое сегодня, завтра может быть выполнено. Меняется законодательство, расширяются полномочия депутатов. И бабушка, которой вы сегодня пообещали улучшить жизнь, завтра действительно будет получать достойную пенсию и социальное обслуживание. Ведь, в отличие от других депутатов, представители партии «Звезда демократии» дадут ей все это, как только появится возможность. Поэтому сейчас так важно, чтобы наши люди попали во власть.
«Брешет, собака, — хмыкнул Волегов. — Но брешет убедительно».
Впрочем, в последнее время он сам погряз во лжи.
Постоянно
И, конечно же, он врал Наталье — что сопереживает ей, что простил… Хотя до сих пор злился на неё и волновался только за дочку. Викульке все-таки понадобилась операция на сердце, и, несмотря на все заверения врачей, Волегова начинало потряхивать от одной мысли о том, что его малышку уложат на операционный стол. Доктора успокаивали, как могли. «Это рядовой случай! — говорили они. — Это не сложнее аппендицита! Само сердце даже трогать не будут — просто перевяжут ведущий к нему проток». Но Сергей вспоминал Анюту — как она лежала после своих операций, полубезумная от наркоза, с торчащими из тела трубками… Как кривилась от боли, до крови кусая губы… И от мыслей, что с его крохотной девочкой будет то же самое, Сергей был готов лечь на операцию вместо нее — и лег бы, если бы это хоть чем-то помогло…
Он устроил Викульку с Натальей в частную московскую VIP-клинику, договорился с маститыми кардиохирургами, обеспечил всё, что мог. Операцию назначили через неделю. А пока он ездил к своей малышке каждый день, проводил всё свободное время с этой теплой живой куколкой, сопевшей на его руках. Терпел нытье Натальи и ее плохое настроение. Думал: она ведь мать, и не меньше его беспокоится за ребенка. Но тот случай с таблетками… Волегов так и не смог понять поступка Натальи. И сомнение в этой женщине всё больше разъедало его нутро.
По сравнению со всем этим враньё избирателям — незнакомым дядькам и тёткам, молодым ребятам, пенсионерам — казалось безобидным, обыденным. Он просто говорил им то, что они хотели услышать. Но на самом деле во власть даже не собирался. Был обычным «технарем», то есть «техническим», подставным кандидатом. Чья роль — прикрывать тылы будущего депутата, зампредседателя партии «Звезда демократии» Василия Тетеревенкова.
И Волегов делал свою работу: подавал в избирком жалобы на конкурентов из других партий, оплачивал из предвыборного фонда статьи и листовки, в которых поливал их грязью — в общем, делал всё, чтобы очернить их имидж. Зарабатывал тем самым репутацию истерика и скандалиста, тогда как Тетеревенков в глазах избирателей оставался непогрешимым, как Папа римский. Ну а потом, за пару дней до выборов, Волегов должен был снять свою кандидатуру, публично призвав лояльных к нему избирателей голосовать за Василия Тетеревенкова.
В том, что Тетерю протащат во власть, Сергей не сомневался — в политике многое известно заранее. Но засветившись на этих выборах, Волегов доказывал свою преданность партии. И не сомневался, что в следующий раз именно его протолкнут в политику.
Он отвернул манжету рубашки и обеспокоенно глянул на свои Vacheron Constantin. Половина четвертого, Горе Горевич опаздывал почти на полтора часа. Волегов достал мобильник, написал: «Всё в силе?» И, в ожидании ответа от Слотвицкого, попытался вникнуть в слова мажористого политтехнолога. А тот заливался соловушкой: