Тень мачехи
Шрифт:
Но ее рука, не успев опуститься, застряла в горячих тисках.
— Что здесь происходит? — грозно спросил Волегов, удерживая ее запястье. Она растеряно обернулась, глянула на него со страхом. От Сергея веяло уличным холодом, на его шапке и воротнике пальто лежали не успевшие растаять снежинки. Видимо, только вошел в квартиру, и, не успев раздеться, поспешил на шум. Наталья дернулась, пытаясь высвободиться. А няня скользнула к детской кроватке и вынула из нее Викторию, исходившую испуганным криком. Прижала к себе, покачивая, и рассерженно выпалила:
— Успокойте вашу жену, чего она на людей
Волегов сердито посмотрел на Наталью:
— Ты чокнулась? — с негодованием спросил он.
— Да эта дура ребенка разбудила! — взвилась Куницына, выдергивая руку из давящего кольца его пальцев. — Я еле уложила, а она…
— Викулька из-за вас всю ночь плакала! — перешла в наступление няня. — Нельзя такого маленького ребенка бросать, ему мама нужна!
— Как это — бросать? — перебил ее Волегов. Голос его задрожал от гнева.
— Да не слушай ты ее наговоры! — попыталась защититься Наталья. Но няня не унималась:
— Не наговариваю я, Сергей Ольгердович! Она только утром явилась, и вчера весь день где-то пропадала, а я тут одна, и девочка плачет все время, потому что её нормально кормить нужно, а эта… — она кивнула в сторону Натальи, — таблетки пьет, чтобы молока не стало!
— Чего ты врешь! — Наталья аж задохнулась от злости страха.
— А я не вру! Сами в тумбочке у нее пошарьте, она там эти таблетки держит!
Няня метнула в Наталью мстительный, торжествующий взгляд, и переложила орущего ребенка на сгиб локтя. Лицо малышки покраснело от крика, вены на безволосой головке посинели и вздулись, она закашлялась, подавившись слюной. Няня принялась укачивать ее, а Волегов, снова схватив Наталью за руку, протащил ее за собой, в спальню. Подтолкнул к кровати, рявкнул:
— Показывай!
Та отодвинулась от него, бормоча:
— Да нет у меня никаких таблеток, это бред…
Но Сергей рывком выдвинул ящик прикроватной тумбочки, покрытой роскошной резьбой, и высыпал содержимое на кровать. Сине-белая картонная упаковка, как назло, оказалась сверху. Волегов схватил ее, сунул под нос Наталье:
— Бред, значит? — раскатисто гаркнул он, нависая над ней, будто медведь, готовый разорвать добычу. Ее глаза расширились от ужаса, ноги задрожали — а он бросил упаковку таблеток ей в лицо, еле успела увернуться… Распрямился, встал, широко расставив ноги. Лицо постаревшего Шалтая-Болтая, искривленный злобой рот, сжатые в кулаки руки… «Если он не убьет меня, уволю нахер эту тварь!» — пронеслось в голове Натальи. И в тот же момент закричала няня — пронзительно, срываясь на испуганный визг:
— Сергей Ольгердович, она не дышит!
Волегов опрометью бросился в детскую. Вика лежала на руках у няни застывшим полешком, личико ее посерело, стало безжизненным. Глаза молодой женщины были наполнены ужасом, рот приоткрылся от растерянности. Сергей выхватил у нее ребенка, тряхнул — но Вика не подавала признаков жизни.
— Скорую!… Бегом!!! — заорал он, и няня метнулась к кровати, дрожащими руками нащупала телефон, что-то зарыдала в трубку — он не слышал, что. Бухнувшись на колени перед няниным диваном, он разматывал пеленку, приникал ухом к маленькой детской грудке, а потом неуклюже, жутко боясь сломать или повредить, давил на нее ладонью. И, приоткрыв беззубый дочкин
Даже не пытается подойти.
2
Врач Ильясова — шатенка лет сорока, с острыми чертами лица и пронзительным взглядом — говорила осторожно, в основном обращаясь к Волегову:
— Сейчас нельзя сказать ничего определенного. Девочку нужно обследовать. Но мне не нравится звук ее сердцебиения… Прослушиваются шумы.
— Это значит, у нее больное сердце? — продолжал выпытывать Сергей. Его брови были сведены, будто от боли, в глазах темнела тревога. Будто лысый гриф над своим гнездом, он склонился над пеленальным столиком — здесь, бессмысленно уставившись в ярко раскрашенную стену и с аппетитом посасывая большой палец, лежала Викулька.
Ильясова села за свой стол, помедлила, крутя в пальцах головку стетоскопа. Пожав плечами, сунула ее в карман медицинского халата, и уклончиво ответила:
— Шумы возникают по разным причинам, и не всегда указывают на проблему. А вот то, что у вашей дочери была остановка дыхания — очень нехороший признак. Ей просто повезло, что вы оказались рядом.
— Нам всем повезло, — мрачно сказал Волегов.
— У вас в роду были сердечные заболевания? — врач перелистывала медицинскую карту Вики, изучая записи.
— Вроде бы нет… А у тебя? — Сергей повернулся к Наталье. Та сидела на стуле, сгорбившись, зажав ладони коленями. В застывшем лице не было ни кровинки, блекло-голубые глаза смотрели в одну точку, как у сомнамбулы. Он положил руку на ее плечо, и только тогда она вздрогнула, и подняла на него взгляд. Он был вялым, словно болезненным — но в глубине глаз плеснул испуг.
— Нет… Ничего такого… — она мелко-мелко затрясла головой, ёжась, будто только что проснулась — и Волегов понял, что ее бьет мандраж, что шок еще не прошел, и, видимо, не пройдет еще долго. И отвернулся, всё еще злясь: то ли на нее и выбранную ей няню — двух недотепистых уток, на которых теперь было страшно оставлять ребенка. То ли на судьбу, которая чуть не украла его наследницу. Но однозначно — на себя. Потому что не мог всегда быть рядом с дочкой и защищать её от бед, как поклялся тогда, в палате, в день ее рождения.
Не мог… Или не хотел?
Он крепче сжал челюсти и напомнил себе: всё устаканится, нужно просто подождать. Просто период сложный: партия эта, выборы на носу, на работе завал… Весь этот месяц он бывал в квартире бывшей любовницы лишь набегами, вырывался на час-полтора, чтобы увидеть Викульку. И казалось, что все в порядке: ребенок чистенький, ухоженный, только няни почему-то всё время менялись… Ну и Наталья со своими намеками на совместную жизнь, так и не осознавшая своей роли — но на это было плевать, привык уже и не обращал внимания. Думал, когда-нибудь ей надоест у него клянчить. Смирится. Такие, как она, всегда смиряются.