Тень на обороте
Шрифт:
Надо спешить, плот уже нервно шевелит плавниками, готовясь оттолкнуться. Белобрысый парень возле сходен нетерпеливо машет кому-то рукой:
— Эй, там! Опаздываете!
Мне постоянно мерещилось, что все люди возле причалов бросили дела и смотрят на меня. Особенно те, кто бездельничал на соседнем плоту. Мимо прошла, подметая землю юбками Лайна, рассеянно покосилась. Я поспешно отвернулся, пряча за «ковром» лицо. Девушка забранилась, потому что неловко двинув свертком, я едва не задел ее… Заскрипели сходни.
— Пассажирам не положено столько груза… — начал было белобрысый плотогон.
— Мы договоримся о местах, — скособочившись, я высыпал в подставленную ладонь монеты Эллаи. — На троих.
Плотогон придирчиво пересчитал плату, шевеля губами. Поднял ехидный взгляд.
— Вы и… ваш ковер?
— Согласны? — с облегчением отозвался я, опуская ношу на палубу. — Будет еще женщина, она задерживается, а я и мой драгоценный ковер уже здесь. Он мне ближе всех на свете.
Плотогон криво ухмыльнулся, продемонстрировав щербину между зубами:
— Если твоя женщина так и будет ковылять, то уйдем без нее. Лучше еще один ковер купи, вместо этой красотки.
Я обернулся к берегу, чтобы оцепенеть от бессильной злости.
Потому что покорная Эллая все же не вытерпела и не дождалась меня, а шла к плоту. И осталось только наблюдать, как к сходням, не слишком естественной походкой, движется худющая, седая тетка, отчего-то едва протискивающаяся между прохожими. Вот снова столкнулась с кем-то, замерла, извиняясь…
Я застонал, сквозь зубы.
Лысоватый толстяк, нагруженный связкой сушеных яблок, двигался как раз навстречу Эллае и был так поглощен покупкой, что не обратил бы на нее внимания. Эллая сама испугалась, споткнулась и замешкалась. Прижала руки к груди, боязливо отпрянув.
— Э, курва! — толстяк по имени Бекк, неудавшаяся обжорка, едва не выронил свои яблоки. — Глаза что ли дома… Погоди? — он близоруко сощурился, вглядываясь слезящимися глазками в рассыпающийся «лик». — Да я тебя знаю, ты же…
Эллая бросилась прочь.
Ну, из самых плохих идей сегодня — это самая неудачная. Теперь женщина оказалась в центре всеобщего внимания.
— Чего всполошилась тетка?
— Украла чего?
— Вот, тьма-край, это ж наша беременная! — свесившийся через бортик верзила Жерон на соседнем плоту чуть не вывалился от изумления. — Бекк! Ты чего ждешь, хватай!
И что теперь? Мне смертельно захотелось провалиться на изнанку. Чтобы все исчезло. Боль, усталость, бесконечное напряжение… И эта приставучая женщина с ее неродившимся, но таким беспокойным ребенком в животе.
Не хочу. Да кто она мне такая?! То некромант, то вызвери и вот, опять! Бежать навстречу? Сражаться с охраной цирка?
Просто
Эллая метнулась между штабелями ящиков. Возле таверны на краю причала вскипела грязноватая цветная пена — разом высыпали из дверей люди. Среди них, словно черный шип, торчала сутулая фигура в темном плаще с капюшоном.
И снова воздух на долю мгновения прихватило морозцем. По скользким, покрытым грязью и рыбьей чешуей, плитам причала разбежались инистые стрелки. Забытую царапину на ладони дернуло болью.
— Уходим! — рявкнул капитан нашего плота. — Ну их, к бесам…
Эллая бежала увалисто, как гусыня. Ей наперерез спрыгнул с соседнего плота здоровяк с повязкой на голове. Тот, которого я стукнул сундучком Ханны.
Я вцепился в накалившийся амулет. Проклятая цепь жгла шею, прогрызая дыры до самого позвоночника. Оба браслета уже тянулись друг к другу, проникая, казалось, прямо через плоть. Темные языки невидимого пламени оплетали запястья.
Мне не хватит сил справиться со всеми! Пусть забирают Эллаю, а мы с Илгой…
«…тебе никто не нужен. Ты только смотришь, как вокруг страдают другие…»
Провались все пропадом!
Через борт содрогающегося плота я тоже перемахнул лихо. Но вот приземлился не очень, увернувшись от бешено секущих усов твари, зато прямо под ноги здоровяка с повязкой. Рядом, вскрикнув, осела наземь Эллая.
— И ты здесь! — обрадовался невесть чему здоровяк. — Ну, щас… — он заткнулся, когда я ударил его доской, удачно подвернувшейся под руку. Обломок доски был длинным и узким, как меч. И прием, показанный когда-то Маличем, оказался как нельзя кстати.
Брызнули щепки, здоровяк опешил, выпучив налившиеся болью глаза.
— Беги! — рявкнул я, поднимая и бесцеремонно толкая всхлипывающую Эллаю вверх по сходням, которые уже уползали на плот. Белобрысый плотогон таращился, восторженно приоткрыв рот.
Ящики слева и справа вдруг затряслись и разом расселись, распадаясь на части. Оттуда серебристой, воняющей тиной волной полилась рыба — мертвая, мутноглазая, уже засоленная, но бешено трепыхающаяся. И с пугающей упорядоченностью, рыбная волна захлестнула причал, снося людей с ног.
Если бы я тоже повернул прямо к своему плоту, то меня бы накрыло с головой. Но я кинулся к его соседу. Зажмурившись от предвкушения боли, я схватил плот за ус. И пока ошалевшая от такой наглости тварь секунду-другую соображала, что происходит, я хлестнул усом по исполинской туше.
Плот содрогнулся, взревев. Звук был тихий, но проникающий, раскатившийся по причалу, словно землетрясение. Завопили люди, утробно вскрикнули соседние плоты, разом снялись с мест даже привязанные парусники, выворачивая стойки и мачты.