Тень на обороте
Шрифт:
— Вы у Хлебоеда были! Он их по-старинному зовет и считает, что их еще Оборотни вывели. А для нас — звери есть звери… — тетка небрежно повела округлыми плечами. — Ну как, остаетесь?
— Можно на этих ваших вызверей посмотреть? — сам не знаю зачем, осведомился я.
Собеседница дернулась. Едва заметно, но все же напряжение прошило ее, как игла, от макушки до пяток. И отпустило. Только в улыбке затаилась едва заметная фальшь.
— Конечно, увидите, коли сами хотите. Завтра.
Она поспешила уйти, заметая следы обшитым мехом подолом. Но с другой стороны тут же подсел
Навязчивое внимание аборигенов порядком сбивало с толку, опутывало, как сетью, удерживая на месте. Я все никак не мог принять решение — оставаться или бежать. А потом возвратилась Эллая — притихшая, встревоженная, ступающая по земле, словно по стеклу.
— Что-то не так?
— Что? — поглощенная своими мыслями, она встрепенулась с запозданием. — Нет, нет, все хорошо… — и Эллая машинально погладила свой живот. Кажется, отвечала она не мне, а тому, кто внутри.
— Тебе показалось, — устало и безразлично предположила Эллая, когда я поделился беспокойством. — Очень славные люди. Знахарка даже отказалась от денег.
— Правильно отказалась. Откуда нам их взять?
— …и место здесь хорошее. Я чувствую.
Измученное лицо женщины само по себе было красноречиво. Беременной шастать в трясучей телеге по проселочным дорогам противопоказано. Я уж не говорю про полеты и холодные ночевки… Но на душе все равно кошки скребут. Может, оттого, что руку дергает болью все сильнее?
Я заметил, что Эллая тоже старается прятать распухшую ладонь. На Илге метки не было. Ведь русалок и так держали взаперти.
— Эллая… Я думаю немного поколдовать. Это может показаться тебе… неприятным. Я могу потерять сознание. Возможно, я стану стонать или кричать…
— Кричать? — перепугалась женщина.
— Не обращай внимания.
Она послушно, хотя и боязливо, кивнула. Я прислонился спиной к теплому боку дома, уставившись в высокое, занесенное легкой метелью облаков, небо. Похоже, скоро опять будет дождь…
…небо моргнуло и стало тяжелым, свинцовым, изрытым буграми и впадинами.
Я поднял руку. Браслет лохматился алыми протуберанцами.
Ладонь была словно прошита грубыми, кривыми стежками. От толстых черных нитей уже расползались гнилостные пятна. Но хуже всего было другое: крепясь к стежкам, тянулись бесконечные, пропадающие за горизонтом волокна, отвратительно похожие на грязные волосы… Вот оно что. Некроманту всего и надо, что намотать нить на клубок, подтягивая жертву к себе. Или, если жертва упряма и склонна к мазохизму, прийти к ней самому. Высший маг может выжечь внешние стежки… Прежний цирковой маг так, наверное, и сделал. Да только нижние петли все равно остались, вот некромант и отыскал его.
Давясь от омерзения, я тянул из ладоней колючие нитки, как вышивальщица, недовольная узором. Только вышивальщице не полить свою работу таким количеством крови…
— …что с тобой? Очнись, пожалуйста!
— Теперь ты, — порадовал я залитую слезами Эллаю, вытаращившуюся на
Видишь, Илга, — вдруг подумал я мельком, — теперь есть человек, которому я нужен… Не считая тебя.
* * *
Почти совсем стемнело, когда появилась знахарка Елка. Выглянула из-за двери, поджав губы. От прежней приветливости и следа не осталось.
— Что могла — сделала, — буркнула она с неожиданной неприязнью. — Забирайте вашу девку и ступайте прочь.
Эллая, задремавшая на моем плече, встрепенулась и растерянно заморгала. А я поднялся с места с даже с некоторым облегчением. Едва сумерки затопили солнечную деревеньку, как нарочитое радушие аборигенов незаметно перетекло в хмурую настороженность. Они не спускали с нас глаз, но держались поодаль и перестали затевать бестолковые разговоры.
— Как же… — Эллая тяжело поднялась вслед за мной, придерживая живот. — Что случилось? Мы вас чем-то обидели?
— Идите, идите! — бабка недовольно отвернулась.
— Куда же мы пойдем? Ночь же?.. Погодите! — Эллая принялась суетливо копошиться в складках своих юбок. — Я же хотела вам заплатить… Я же…
— Идем, — я не стал дожидаться ответа старухи. Вынес из душной тьмы ведьминого логова спящую Илгу (лицо ее, кстати, порозовело и дышала она хоть и тихо, но отчетливо) и уложил на повозку.
Померещилось вдруг, что в тенях под забором таится кто-то, внимательно наблюдая. Обернулся — лишь бурьян шевелится. А куда люди подевались? Вот и знахарка сгинула, едва я дверь за собой закрыл. В крошечном окне — тьма. В других окошках свет едва брезжит. Я пересек притихшую улицу и забарабанил в дверь дома под желтой крышей. Отклика не дождался. Похоже, любительница новостей с большой земли отменила свое приглашение. Не иначе, как лаванда для простыней иссякла…
Захрустел гравий за спиной. Я резко развернулся, приметив широкоплечую, высокую фигуру, которая остановилась поодаль. В одной руке пришедший держал топор на длинной ручке.
— Уезжайте, — голос был знакомым и принадлежал Ивушу Хлебоеду. — Быстрее, может, еще успеете.
— Что происходит?
— Вас для зверей придержали… Скоро они придут.
— Да что за звери такие?
— О-о… Это звери особые… Они и впрямь колдовские. Они могут стать тем, кем захотят их пастухи. Даже редким царь-зверем, которого уже давно нет нигде в мире. Поэтому звери так ценны… А в обмен им всего-то и нужно — жертва, когда они меняют шкуры, раз в сезон.
Эллая прерывисто вздохнула, вновь обнимая живот.
— Человеческая жертва? — Я мог бы и не уточнять.
Ивуш коротко кивнул.
— Почему вы сразу не рассказали?
— Я пытался вас отговорить сюда идти.
— Не слишком настойчиво.
— В селе у меня внучка живет… И детей у нее двое.
И как это понимать? Как то, что расскажи нам Ивуш правду — их принесут в жертву вместо нас? Или для него в этот раз лучше пожертвовать чужаками, чем родней?
Я зло скрипнул зубами:
— Так вот от чего тут так приветливы к гостям? Вы же видели, что моя спутница беременна.