Тень на обороте
Шрифт:
— Чтобы шпионить за Оборотнем? Увлекательное занятие, подглядывать, верно? — хотелось сыронизировать, а получилось как-то подавленно.
— Смотря за кем. За тобой, например, не особенно.
— Это почему? — от неожиданности уязвлено осведомился я.
— Потому что ведешь себя предсказуемо. Особенно с тех пор, как уехала эта островная девица, — с нарочитой резкостью ответил все еще мрачный Гергор. Он хотел меня задеть и ему это удалось. Я внутренне вздрогнул от второго укола и констатировал желчно:
— Высоко сидим,
— Разумная предосторожность. Вы могли наплодить неучтенных Оборотней. — устало возразил Гергор. — К тому же, за тобой глядят другие, — и он вскользь ткнул пальцем в сторону невидимого шара, запертого в крошечной комнате над холлом замка. — Мое дело за территорией присматривать.
— Много насмотрели?
— Достаточно, чтобы понять, что ничего в тебе не понимаю. Я прожил в Черноскале не один день бок о бок с тобой, но до сих пор не могу разобрать, что ты такое.
— Звучит интригующе, — заметил я. — Рекомендую, как начало будущих мемуаров.
— Избито, — усмехнулся Гергор, но с заявленной темы не свернул. — Вот не далее, как сегодня, на маленьком островке под названием Поганый я лицезрел весьма примечательный эпизод незапланированной встречи, в результате которой одна из сторон обратилась в паническое бегство в весьма смятенных чувствах.
— Совершенно рядовой эпизод, — вежливо заметил я. — Каждый день кто-нибудь с кем-нибудь встречается, и очень часто во время расставания одна из сторон бежит в смятенных чувствах. Вот, скажем, встретили вы в темном переулке грабителя или на лугу — бодливую козу…
— Грабитель заберет наличность, а бодливая коза, возможно, вырвет клок из штанов, но они не в силах изъять из головы даже память о нашей встрече.
— Ну, так даже гуманнее, верно? Вы не станете переживать о том, чего не помните?
— Ты мог убить их, но отпустил. Позволил даже взять лодку, а сам отправился вплавь. Почему?
Я неопределенно повел плечами.
— До сих пор сожалею об утраченной возможности.
Но Гергора так просто с толку не собьешь:
— Я знаю, ты навещаешь деревню на побережье, чтобы ставить знаки защиты от кровников. Зачем? Беспокоит судьба этих людей? Может, детей?
— Дети — забавные существа, — я не стал отпираться. — Мне кажется, мы могли бы с ними поладить. Они не испытывают страха по отношению ко мне. Во всяком случае, страха смешанного с корыстью, как их родители.
— Тогда рекомендую тебе поладить с нашим сегодняшним гостем.
— С этим насморочным? — я невольно хмыкнул, вспоминая вечернего визитера.
— Это я рекомендовал Ковену сменить посыльных. Даже мне надоело, что присылают или надменных праведных снобов, или безнадежных трусов, которые только и ждут провокации. Это, в конце концов, раздражает любого. Как я заметил, тебя особенно. Вот я и позаботился…
— Весьма признателен. Но, по-моему, он чего-то все же боится.
— Летать и плавать. И быстро ездить. У него страшенная
Я изобразил вежливую улыбку.
В разреженной, как постный бульон, тишине стал слышен мерный стук, доносящийся из дальнего конца кухни. После дождя там всегда просыпается источник живой воды, сочась крупными прозрачными каплями в каменную, резную чашу. Вода настоящая, живая, только ядовитая. Оживляет и тут же отравляет. Такая вот неприятность.
— Я знаю, что раз в сезон один из флаконов с твоей кровью отправляется на дальний архипелаг, где прозябает несчастная старуха, твоя бывшая кормилица. Лишь кровь Оборотня способна унять боль вывернутой… Она ведь пыталась убить тебя?
Пыталась.
Мне исполнилось четыре года, когда моя няня перерезала мне глотку. Из самых благих побуждений, разумеется. Стремясь облагодетельствовать человечество вообще и свою семью в частности. Если бы рядом не оказался имперский маг Мартан — все было бы кончено…
Я ее вывернул. Не осознавая толком, что делаю. Испугался. В тот миг, когда добрая няня вдруг обратилась в страшное чудище, окутанное призрачными протуберанцами страха и злости, со стальным зубом-ножом в руках. Разве ребенок успеет разобраться, что он видит наяву, а что — с изнанки?
— И мне известно, чего стоило тебе разрешение изымать драгоценную дозу для нее. Ты прогнал женщину, которая всего лишь проявила малодушие. И, тем не менее, лечишь ту, что хотела убить тебя. Слова страшнее, чем действия?
Я надменно скривился.
— Не ваше дело. С чего вы взяли, что я помогаю старухе? Возможно, я всего лишь хочу продлить ее мучения.
— Возможно. Но все-таки, почему ты отнесся к ним по-разному?
— Мой ответ что-то изменит?
— Смотри, — вместо ответа Гергор повел подбородком в сторону, — она плачет…
По щекам деревянного лица Кухарки, из трещины, медленно сочились и скатывались прозрачные, маслянистые капли, оставляющие поблескивающие дорожки.
— Наверняка, вездесущая садовница провела немало времени и на кухне, — хмуро высказал я догадку. — Есть в замке хоть кто-то, кому эта милая женщина не запала в сердце?
— Это тепло от огня, — возразил вполголоса Гергор. — Дерево насквозь пропитано смолами, вот они и выходят наружу.
Может, и так. Огромный, выполненный в форме оскаленной пасти очаг дышал жаром, словно дремлющий дракон. На своей задней стенке он до сих пор хранил выжженный силуэт чего-то многорукого и еще более черного, чем вековая сажа.
Гергор задумчиво покатал по столешнице кусочек хлебного мякиша. На гладких, черных и белых скулах игровых камешков горели искры.
— Так ты не ответишь?