Тень на обороте

Сергачева Юлия

Амулет молчал.

Нет, конечно, радоваться рано, может, еще недостаточно далеко, но…

Перехватив озадаченный взгляд Илги я, неимоверным усилием воли, перестал счастливо ухмыляться, сделав вид, что любуюсь окрестностями, хотя рот по-прежнему норовил растянуться до ушей.

Мост собирали из камней шести цветов, уложенных продольными полосами; даже в сумерках они отличались друг от друга: багровый, желтый, коричневый, голубоватый, черный и белый. Перила явно не предусматривались в проекте, но их добавили позже, соорудив деревянные заграждения. Под мостом неудержимо

ярились волны, тщетно пытаясь ужалить каменное брюхо.

Город на острове частично скрывали скалы, но на берегу приветливо мерцали россыпные огни костров.

— Там живут? — удивился я вслух.

— Временно. Это актеры, музыканты, циркачи… Из тех, кто не получил разрешение остановиться в городе, — пояснила Илга, покосившись. — И бродяги. Их тоже много во время карнавала.

— А что за карнавал?

Она одарила меня крайне удивленным взглядом. Я заерзал. Можно подумать, что я единственный в мире человек не знающих обычаев каких-то северных островов.

— Равнодень, — настойчиво, словно напоминая непонятливому ребенку об очевидных вещах, сообщила Илга. — Начало праздника послезавтра. Будут пировать, дарить подарки и танцевать…

— До упаду?

— До утра.

Мост нырнул в промежуток между двумя скалами и превратился в такую же полосатую дорогу, которая вскоре разбежалась на несколько самостоятельных трактов, теряющихся в городе. Или, скорее, наоборот — все дороги города вели к мосту.

Я накрыл ладонью невидимый под одеждой амулет. Радостное возбуждение, приправленное некоторой растерянностью от раскрывающихся перспектив, наполняло меня до самой макушки. Достаточно? Можно считать, что все получилось?.. Что-то нарушилось в раз и навсегда заведенном механизме заклятия. Почему? Кто его знает… Может, Гость на Черноскале что-то сбил в настройке? Аллергия его доконала или прыгающий Аргра.

Свободен?

— Куда бы вы хотели пойти в первую очередь? — осведомилась Илга в пространство.

— Мне надо подумать, — ответил я вслух на свои мысли. — Ты, кажется, хотела навестить своего жениха? Вот оттуда и начнем.

От облегчения и признательности во взгляде девушки мне стало не по себе. Честно сказать, меньше всего меня заботили ее нужды, просто хотелось поразмыслить без спешки.

* * *

Остров Пестрых рек был, наверное, самым скалистым, непригодным для обитания и при этом самым заселенным клочком суши из всего Ожерелья. Приземистые, гранитные, стоящие почти вплотную друг к другу скалы сплошь обсыпали огни. У подножий утесов тоже огней хватало. Шевелятся, роятся, перемещаются, замирают… Смахивает, на светляков в кувшине.

Самые крупные скалы похожи на ступенчатые конусы и сплошь источены ходами и пещерами, в которых живут люди и размещаются магазины. По спирали они обвиты дорогой, от подножия до самой макушки, которая считается единой улицей.

Места не хватает, так что обживают — оплетают мостами и канатными дорогами — даже пространство между кручами. Прямо передо мной, в тесном ущелье, подвешена деревянная платформа в виде ладьи под парусом. Там, кажется, торгуют жемчугом на развес. Во всяком случае, снизу вверх снуют грузовые корзины, полные крупитчатой

светлой мелочи. По краю платформы бесстрашно вышагивают големы-охранники.

А вершина скалы справа снесена наполовину, чтобы разместилось гнездо для самолетов. Три светлые, гигантские твари дремлют на посадочной полосе.

Все города в горах похожи друг на друга. Сначала пускают камнежоров, потом заселяют изъеденные до ажурной прозрачности скалы. Вот и все усилия архитектурной мысли…

Чтобы размять затекшие ноги, я поднялся и прошелся туда-сюда. Илга задерживалась.

К счастью, лечебница оказалась недалеко: скалы, с внешней стороны неприступные, оказались источенными ходами и обжитыми со стороны внутренней. Немногочисленные посетители лечебницы мелькали бесплотными призраками за оградой.

Времени, чтобы налюбоваться окрестностями и обдумать свое положение, имелось с избытком. Восторг схлынул, сменившись ощущением зыбкого умиротворения. Вот только никакого решения я так и не принял. И постепенно умиротворение перерождалось в глухое раздражение. И Илги все нет… Да где, в конце концов, ее носит?

Жидкая липовая рощица вокруг лечебницы, наполнившись тенями, обратилась непроглядной чащей. Я брел через нее почти наощупь. Замер, услышав сопение. Напротив, через дорожку на скамье что-то корчилось.

— Илга! — воскликнул я, разобравшись, наконец, кто шевелится и сопит на скамье возле зверя.

Она вздрогнула, подняла голову, отнимая от лица ладони. Плакала? В сумерках выражения толком не разобрать, но щеки блестят.

— Что-то случилось?

— Ничего… — ломким голосом ответила Илга. — Я… одну минуту…

Сейчас снова заревет, обеспокоено подумал я. Только этого еще не хватало. Я пересек дорожку и сел рядом с ней на скамейку.

— Твоему жениху стало хуже? — спросил я, чтобы что-то сказать.

— Ему и так хуже некуда… — бесцветно отозвалась Илга, вытирая запястьем щеки. В руках она сжимала маленькие похрустывающие свертки.

Похоже, придется провести на этой скамейке всю оставшуюся ночь, утешающее похлопывая по плечу и подавая дежурные реплики. Меня это совершенно не устраивало. Попробуем сократить слезливую сцену до минимума…

Амулет запульсировал, разгоняя колючие волны. Ничего, терпеть можно.

Темнота послушно сместилась, становясь сероватым студнем. Над лечебницей разгорелось желто-зеленое, гнойного оттенка зарево. А сидевшую рядом Илгу окутала бледная, переливчатая вуаль, продернутая багровой яркой нитью.

Браслеты раскалились, но привычно преодолев сопротивление, я дернул за нить. Вообще-то, того же эффекта можно добиться и долгим душевным разговором. Но, право, у меня нет на это ни времени, ни желания.

— …они сказали, что ничего уже сделать нельзя и никакой надежды нет! — захлебываясь, тараторила Илга. Слезы перетекали через ресницы, неудержимо бежали по щекам, капали с подбородка. Даже в ямочках на щеках были слезы. — И что ему не стоит оставаться в лечебнице и нам лучше забрать его домой, чтобы он там… он там… Мне дали вот это для него, чтобы он… — из раскрывшихся пальцев посыпались на землю изрядно помятые пакетики.