Тень на обороте

Сергачева Юлия

И раздавшийся внезапно надтреснутый звон колокола не вызвал ничего, кроме досады.

— Отправляемся, — пояснила Ханна, быстро поднимаясь с места. Для толстухи она двигалась очень проворно. — Наверное, получили разрешение.

Среди фургонов наметилось оживление, вскоре превратившееся в упорядоченное движение, которое только казалось хаотичным. Не прошло и нескольких минут, как все повозки были выстроены, хлам разобран, а люди разбежались по местам. Поднятый активированными воздушными поясами ветер гонял по земле мусор. Далеко впереди лениво взревела четверка грузовозов, единственных животных, которые были запряжены

в головной фургон. Их согнутые горбом крупы и тяжелые головы освещали фонари и казалось, что гиганты вот-вот начнут скусывать мерцающие цветы со столбов.

На загривке первого грузовоза восседал щуплый человечек, почти карлик, однако исполин слушался его указаний беспрекословно.

Вопреки моим опасениям, погрузка на плот прошла без особых приключений. Шестиногие грузовозы медленно втащили самую большую повозку, а следом закатились все остальные. На причале маячили зеваки и неестественно настороженные стражи, но циркачей досматривали вскользь, так что даже наброшенная поверх моей куртки накидка из запасов Ханны, расписанная зигзагами, не понадобилась.

— Куда вы плывете? — спросил я, наблюдая, как вслед за нашим фургоном тянутся задержавшиеся.

— На острова Волчьего Удела. Гус хотел прибыть к утру, а теперь едва ли доползем до вечера, — Ханна отводила взгляд, но отозвалась без замедления.

Большой, даже по морским меркам плот заполнялся пассажирами. Кроме циркачей здесь разместились еще торговцы и множество разношерстного народу.

Наладившиеся подремать парусники с явной неохотой покидали насесты, вопили и выписывали в темном небе круги, смахивая на сорвавшиеся с веревки простыни. Лишь повинуясь свисткам плотогонов твари устраивались на положенных местах, цепляясь когтями за мачты. Вот один развел крылья, перехватывая ветер, потом второй… Плот шевельнулся, взъерошив веер верхних плавников. Через несколько минут распахнутые во всю ширь здоровенные крылья парусников потянули махину в открытое море. Качнулись в черной, глянцевой воде отражения фонарей. Притихшие было пассажиры, загомонили, перекрывая возгласы плотогонов.

Я впервые за все это долгое время расслабился.

* * *

То и дело поверхность воды вспарывали белые буруны, когда появлялись большеголовые, зубастые стохвосты, охранявшие плот. Ветер метлой прошелся от кормы к носу, перегоняя запахи. Пахнуло навозом и муравьиной кислотой от загонов грузовозов. Часть пассажиров дружно зажала носы.

Пассажиры поделились на два лагеря, и между ними пролегла невидимая, но весьма ощутимая граница, пересекать которую осмеливались только бесцеремонные плотогоны. Циркачи со всем своим скарбом заняли большую часть плота, разместившись на корме и вдоль всего правого борта. Торговцы ютились вдоль борта левого, среди них затесались и немногие одиночки, пустившиеся в путешествие. Все остальное пространство занимал безымянный груз, упакованный в просмоленное полотно.

— Привет!

Я только было намеревался отодрать краешек полотна, любопытствуя, что под ним шуршит, как приятный женский голосок заставил вздрогнуть.

— Знакомишься с окрестностями? — рыжая, светлокожая девица глядела на меня насмешливо и испытующе, покачивая на пальце связанные ремешками и только что вымытые танцевальные туфли.

— Делать все равно нечего.

— Говорят, ты наш новый маг?

— Мне тоже такое говорили.

Она

улыбнулась шире. Золотая прядка, выбившаяся из небрежно подобранных наверх волос, покачивалась, пряча янтарно-карий, цвета темного меда глаз. И даже кожа у нее была золотистого оттенка, тронутая на скулах россыпью медных веснушек.

Под полотном зашуршало активнее. Нечто невидимое шумно встряхнулось и злобно заскрежетало, будто когтями по металлу. На палубу выскользнуло мятое пестрое перо.

— Гарпии, — безразлично пояснила рыжая, заложив прядку за ухо.

— Я видел их на представлении в Пестрых реках. Понравилось.

— Зверье, — скучно отреагировала собеседница, шевельнув босой ногой заскорузлый краешек полотна. Из-под него в ответ негодующе зашипели.

А я вдруг заметил, что на нас смотрят все, кто находился поблизости. Пряча открытые взгляды, но внимательно таращась исподтишка.

— И им тоже скучно, — рыжая словно мысли прочла. — А если вам наскучит бродить между пыльными ящиками, то заглядывайте вон в тот белый фургон. — Она небрежно указала рукой. — Не заскучаете.

И легко зашагала прочь, покачивая связанными туфлями и посверкивая белыми пятками.

— С ней точно не заскучаете, — проворчал некто снизу. Из-под ближайшего фургона высунулась лохматая макушка. — Только до полуночи успейте смыться, а то такую каргу вместо красотки узрите, до конца дней помнить будете, — лохматый жизнерадостно хихикнул.

— Нет, это только в полнолуние с ней случается, — белокурая циркачка, пробегавшая мимо охапкой цветных флажков, сбавила шаг. — Раз в месяц. Вроде женского недомогания… — Она недобро усмехнулась. — Так что не беспокойтесь!

— Что случается?

— Говорят, ей наш господин Айбья подсобил, одолжил чье-то личико, чтобы Пенка красоткой стала. Да вот беда, когда луна полная, чары тают, и она истинное лицо показывает. А лицу тому уже лет шестьдесят! — блондинка выразительно округлила голубые глаза.

— Зато искусна она в любовных делах так, что тебе малолетней ссыкухе фору даст. Иногда преимущество опыта лишь растет с годами, — облизнулся лохматый.

— Сам дурак! То-то ты на меня пялишься, а не на старуху-повариху! — цветные флажки взъерошились, как шерсть у негодующей кошки.

— Я смотрю тут у вас полное взаимопонимание, — хмыкнул я.

— О, да! — лохматый с готовностью осклабился. — И вы напрасно иронизируете, господин маг. У нас свои порядки.

— Будьте осторожны, господин маг, — кивнула неожиданно серьезно блондинка. — У нас тут все иначе, чем выглядит.

Я криво улыбнулся, а они уже исчезли. Лохматый под фургон, девица — за фургон. И чужие взгляды рассеивались, словно не было. Только ветер хозяйничал между ящиками.

Что ж, заинтриговали…

Часть палубы на корме была отгорожена даже от циркачей, и поставленные рядом повозки постоянно охранялись. Серая принадлежала некроманту. Стоило только приблизиться к ней, как вперед выступил верзила, перепоясанный кожаным ремнем. Кажется, его звали Жерон.

— Куда, тьма-край, не видишь — нельзя? Ты тут новичок, — процедил здоровяк, — хотя и, говорят, полезный. Так вот чтобы и дальше быть полезным, не ходи, куда тебя не звали. А то вон тем красавцам вечно кормежки мало… — Жерон кивнул левее и оскалился нарочито снисходительно, хотя боязливая неприязнь позванивала в голосе, как металлическая стружка.