Тень на обороте
Шрифт:
— Помо…помоги…те… — жалобно захрипела она, заметив меня.
— Держись!
Стебли живо сплетались в неподдающиеся на разрыв жгуты, набрасывая на руки колючие витки, захватывая лодыжки, норовя подсечь и уронить… К пряному запаху трав примешивался смрад гниющей плоти.
Совершенно осатанев от всех этих злоключений, я краденым ножом принялся подсекать, резать и скашивать все, до чего мог дотянуться. Мельком оглянулся — позади тянулся протоптанный и изодранный пробор в шелестящей гуще. Будто взбесившийся кабан пронесся…
Всхлипывала, поднимаясь Эллая.
— …думала в траву упасть… Мягко… А тут такое…
Да уж. Значит, пристальный взгляд мне не померещился. И хорошо еще, если здешний живой лес стар и давно дремлет, а Эллая просто ненароком разбудила пятно беспокойной травы, иначе нам придется плохо.
А ведь Илга как раз… Я рванул обратно, хотя, казалось, сил уже ни на что нет.
…К счастью, ничего не произошло. Илга лежала там же, где я ее и оставил. Обнаженная, присыпанная листвой, с разметанными подсохшими волосами — настоящая древесная дева.
— Надо бы костер… — не сразу нагнавшая меня Эллая робко коснулась рукава.
Какое же это блаженство — огонь! Я едва не подвывал от наслаждения. Исходила паром развешанная одежда. У запасливой Эллаи, к счастью, нашлась в кармашке, пришитом к юбке, кремниевая зажигалка.
Эллая возилась с Илгой. Растирала, что-то шептала, заворачивала в свои юбки. Я поначалу наблюдал безучастно, а потом вдруг почувствовал неловкость. Только теперь неприкрытая нагота девушки бросилась в глаза. Поначалу мне надо было тащить ее из воды, потом удерживать от падения, потом снова тащить… И все это время было недосуг воспринимать ее как живого человека. Так, тело и тело. Голое, а потому неудобно скользкое, но сейчас…
Я не без усилия отвел глаза.
— Живая? — спросил, глядя на колеблющиеся ветки, усеянные казавшимися черными глянцевыми листьями. Совсем не осенними — сытыми, плотными.
— Да, — тихо подтвердила Эллая. — Но никак не просыпается.
— Ты сама как?
— Хо… хорошо! — женщина выпрямилась и засмеялась счастливо.
— А ребенок?
Она помрачнела, прислушиваясь к себе. Потом сказала категорично:
— Хорошо! Теперь все будет хорошо… Только рука болит, — и машинально обтерла чистую с виду ладонь о подол.
— Придумаем что-нибудь, — равнодушно пообещал я, просто чтобы не молчать.
У меня тоже ныла меченая некромантом кисть, но сейчас об этом думать не хотелось. До утра время есть. Парусник, конечно, вряд ли утащил нас далеко, но уж, наверняка, преследователи не вынырнут из-под ближайшего куста.
— Зачем ты увязалась за мной?
— Ты солгал, — ни малейшего упрека в голосе собеседницы, — когда сказал, что никуда не уходишь.
— Я часто лгу.
— Так я и подумала, — отозвалась Эллая просто. — Я ждала тебя, следила, и видела, как Ханна… Почему она так поступила?
— Не знаю. Может, тоже подумала, что я лгу.
А может, ей и не хотелось освобождаться от уз, что бы она ни говорила. Может, она опасалась, что без клейма ей станет не на что сваливать свою привычную покорность обстоятельствам. И что она,
— Мне нельзя было там оставаться. Они хотели забрать моего ребенка, — шепотом поведала Эллая. — Они всех детей забирают… И молодых людей. Вот как эту девочку. Я видела, как они вытаскивали ее из воды…
— Подожди, — я насторожился. — Когда?
— Как раз перед отъездом с Пепельного ожерелья. Я была на берегу, когда Жерон и Орм выудили кого-то из моря. Вроде, утопленницу. Жерон нес ее на руках, а она была как неживая. Потом исчезла и больше ее никто не видел.
— Так ты про эту светловолосую девушку говорила? — в смятении переспросил я.
— Да. Ты ее искал?
Вместо ответа, я перебрался поближе к утомленно сгорбившейся Эллае, которая держала на коленях голову несостоявшейся русалки. Отвел спутанные, пахнущие йодом пряди волос, вглядываясь в слегка порозовевшее лицо. Затеплившаяся было безумная надежда на ошибку растворилась бесследно. Нет, на обман зрения не спишешь — это действительно Илга.
— А сколько было светловолосых среди русалок?
— Не знаю.
Две «икринки» так и остались невскрытыми. А из тех, кого я освободил, некоторые, скорее всего погибнут, особенно, если не вернутся к своим хозяевам. Измененные не живут долго. Тем более те, чье изменение необратимо.
Отодвинувшись, я принялся инвентаризировать имущество. Надо сказать, верная куртка сослужила добрую службу, из глубоких карманов ничего не выпало. Ни мутный шар «ока» (или неведомый Ключ?), ни пакет со снотворным (заговоренная бумага не пропустила воду, но похоже порошок сбился комом), ни украденный нож (острый, добротный).
— Что это? — внезапно встревожилась Эллая, вглядываясь в ночь.
Я тоже обернулся, пытаясь рассмотреть источник ее беспокойства. В темноте затаилось ожидание. Что-то двигалось там, медленно, осторожно, водило бесшумные хороводы за пределами пятна света. Ветер принес звериный запах.
— Волки… — шепотом констатировал я, похолодев. — На дерево… быстро!
Хорошо еще, что дубы и вязы тут росли древние, разлапистые, со скомканной глубокими складками корой. Правда, втаскивать наверх безвольное тело — задачка не из легких. И вещи пришлось бросить возле костра. Но мы успели… Приземистые твари появились внизу с запозданием, завертелись вокруг ствола, задирая длинноносые морды. Свет огня отражался в зрачках и играл тусклыми блесками на чешуйчатых панцирях спин.
— Костяные волки, — авторитетно заметила, как мне показалось, не особенно испуганная Эллая. — Ты отгонишь их?
— Чем? — возмутился я, едва сдерживая дрожь. Из всей одежды удалось прихватить только куртку, но она до конца не просохла.
— Ты же маг! — напомнила простодушно Эллая.
Я закатил глаза.
Волки лениво ходили внизу, все больше смелея, безбоязненно подступая к костру и вороша оставленные вещи. Пахло псиной и дымом. Ветер шевелил ветви, изредка осыпая нас сором и отжившими листьями. Шумно вздыхал неразличимый океан. А до утра было еще очень далеко.