Тень на обороте
Шрифт:
Самое время для отвлеченных разговоров.
— Скажи, Эллая, а как ты попала в это проклятый цирк? — я устроился на насесте поудобнее.
— По дурости… Которую еще «бабьей» кличут. Захотелось приключений.
…Молодой бондарь привел в свой дом жену, смешливую красавицу. И все-то у них поначалу было ладно, споро, ясно. Муж работяга, жена-хлопотунья, дом полная чаша, дочка появилась… Только дочка родилась непоседой, да и домашнее хозяйство требовало все больше времени. Слишком юной выскочила Эллая замуж, не наигралась с подружками и оттого заскучала, истомилась
— Сама не знаю, как я пошла за ними… — тихо призналась Эллая, глядя, как кружат вокруг ствола зевающие волки. — Люди говорят, в колокольцах у них манящая сила наколдована. А может, после серых-то дней мне цирк показался нарядным, будто птица волшебная залетела… Ох, и песни они пели, про звезды в глазах врали… — Даже в сумраке было заметно, как зарделись мокрые от слез скулы женщины. — Муж мой, Львен, он все больше «хозяюшка моя» называл, а про звезды не поминал… Поверила им и ушла, как была в одном платье. Я ж тогда и знать еще не знала, что ребенка уже ношу, и что им мой ребенок понадобился. А Ханна… Она детей чует.
Эллая поспешно вытерла ладонью щеки, отворачиваясь, а потом спросила жадно:
— А Львен-то как?
— Ищет. К Оборотню хотел обратиться за помощью.
— О! — глаза женщины испуганно округлились. — Надо домой… Домой быстрее! Натворит же он глупостей!
Быстрее домой… Качнулся, потеплев, амулет. Внизу ворчали, сражаясь за место у корней, костяные волки. Ночь текла мимо нас, тая неведомое.
…— Эй! Эй там, наверху! Вы люди?
Бодрый незнакомый голос разнес мутный сон в клочья. Я едва не сверзился в ветки, удержавшись занемевшими руками и спешно перехватывая поползшую вниз спеленатую Илгу. Рядом охнула, зашевелившись, Эллая.
— Или вы птицы? — не унимался низкий голос.
Ночь сменилась холодным, прозрачным утром. Небо на востоке просторно подернулось розовым. Океан рокотавший во тьме, присмирел и едва шептал. Волки исчезли. Им на смену явился обросший бородой коренастый человек, что подбоченившись, таращился на нас снизу вверх.
* * *
…Дом Ивуша Хлебоеда напоминал своего хозяина низкой посадкой, крепким сложением и длинными космами седого мха, свисающими с покатой крыши. По обычаю в стене, обращенной к океану, было прорезано три окна, но два крайних подслеповато щурились прикрытыми ставнями. «Это чтобы гуголь не заглядывал», — непонятно пояснил Хлебоед. — «А то он в гости напросится…»
Не знаю, чем вызвано нежелание Хлебоеда видеть в своем доме неведомого «гуголя», но к гостям он относился душевно. Без разговоров выставил на приземистый стол деревянные посудины: с мясным гуляшом; с запеченной до хрустящей корочки рыбой; с ломтями ноздреватого, ярко-желтого на срезе хлеба; с тягучим, одуряюще пахнущим медом; с круглыми комками белого козьего сыра и россыпями разноцветных моченых и свежих ягод.
— Это откуда ж вас таких вынесло? — осведомился Хлебоед лишь после того, как непрошеные гости отвалились от очередной порции без видимого усилия воли.
— Разбилась лодка… Еле добрались до берега, — сочинил на скорую руку я.
— А
Поверил Хлебоед этой новорожденной басенке или нет, по лицу не определишь. И борода, крепко пробитая сединой, мешает и спокойная, все принимающая улыбка.
— Волки-то сейчас больше балуют, сытые после лета. Как и прочее зверье. А то в другое время на дереве не отсиделись бы… Да и лес пока смирный. Повезло.
— Настоящий живой лес? — восхищенно выдохнула Эллая. Хотя после близкого знакомства с хищной травой восторга в ее голосе должно было поубавиться.
— Так тут раньше заповедник был. Когда еще хозяева жили.
— Какие хозяева?
— Знамо какие, — усмехнулся чуть шире Хлебоед. — Которых ныне нету. У них все волчьи земли под лесом стояли, да только, как сгинули они, так чащи и порубили. Вот разве что здесь чуть осталось. Моего деда сюда прислали с лесом ладить. А после так и прижились… Я вот теперь один век коротаю, да не жалуюсь.
— Поладили с лесом?
— А как же.
Значит, мы все еще в Волчьем Уделе. Впрочем, я так и подозревал. Парусник не мог утащить нас далеко.
— Есть здесь поблизости селения? Нам лекарь нужен… Да и домой вернуться.
— Большой поселок у нас на Носу, там и корабли пристают, но туда… — хозяин в задумчивости собрал морщинами лоб. — Враз не обернешься. Дорога, правда, хорошая, еще с давних времен уцелела. А под боком село есть… Со знахаркой. Только не знаю советовать ли вам туда идти.
— Почему?
— Так… — неопределенно отозвался Хлебоед. Выпятил из бороды нижнюю губу, подумал и веско добавил: — Звери у них.
— Что за звери?
— Вызвери.
— Мы звери? — от неожиданности обидевшись, переспросил я.
— Называются так — вызвери, — терпеливо, как несмышленышу, пояснил Хлебоед. — Для города растят.
— Злые и кусачие? Чужих не любят?
— Не в этом дело…
— Владельцы неприветливые?
— Напротив! Примут с радостью, — с той же неясной интонацией пообещал Хлебоед.
— И не отпустят? — перебирал я варианты.
Хлебоед на это повел широкими плечами:
— Куда они денутся… — и хмыкнул, почесав бровь.
— Тогда в чем дело?
— Не надо бы вам туда… — Хлебоед покосился на осоловевшую от сытости и тепла Эллаю. Большая деревянная ложка в его заскорузлых пальцах бестолково вращалась, словно флюгер, реагируя на мысленные колебания лесника.
Ложка остановилась. Черенок ее указывал на меня. Решение было принято. И судя по затянувшейся паузе — о странностях соседей Хлебоед решил отчего-то умолчать.
Поэтому я поинтересовался:
— До поселка на Носу сколько добираться?
Оказалось, что пешком, да еще в компании беременной и бесчувственной, добираться придется долго. К зиме бы успеть… Я затосковал. Эллая смотрела на меня умоляюще, не отрываясь, боясь моргнуть. Видно опасалась, что стоит ей отвести взгляд, как я исчезну. И оттого, что она практически читала мои мысли, становилось не по себе.