Тень рыцаря
Шрифт:
Я замедлил шаг, и Кест тут же последовал моему примеру. Я сделал знак остальным, и, когда они немного обогнали нас, я повернулся к другу и пробормотал:
– Если мы вытащим Томмера живым, каким-то образом остановим гражданскую войну и не позволим Трин взойти на престол, если произойдет чудо и я не умру в ближайшем будущем… Если все это случится, Кест, то мы вернемся сюда и камня на камне от этого места не оставим.
Кест осмотрел стены, пол и своды.
– Похоже, дворец сложен из нескольких тысяч тонн камня, Фалькио. Просто хочу сказать, что будет сложно его разрушить.
Я
– Найдем способ.
– Первый закон гласит, что все люди свободны, – процитировал Кест. – А к преступникам это тоже относится?
– Нет, – ответил я. – Но, зная Джилларда – пусть не близко, но и этого достаточно, – полагаю, что наказание большинства узников не соответствует их преступлениям.
Из глубин подземелья донесся тихий угрюмый голос:
– Первый закон гласит, что все люди свободны.
Я оглянулся, пытаясь понять, откуда исходит звук.
– Да ладно, – сказал Кест. – Просто кто-то повторил мои слова.
– Первый закон гласит, что все люди свободны, – фальшиво пропел голос. – Без свободы… невозможно служить всем сердцем. Невозможно служить богам. Невозможно служить королям. К черту королей. Невозможно служить всем сердцем. А сердце важно. Боги… Боги не важны. Сердце, вот что важно. Человек должен быть свободен.
Мои глаза округлились. Я узнал этот голос. «Ближе к концу он звал тебя по имени», – сказал Шивалль. Мелкое лживое чудовище.
Я побежал дальше, крикнув:
– Кест, помоги мне отыскать того, кто поет.
Мы бросились в один из проходов, мимо больших и маленьких камер, наполненных изощренными орудиями пыток с шипами и винтами, толстыми кожаными ремнями, от которых исходил запах кала, мочи и человеческих страданий. Эхо неслось отовсюду.
– Кого мы ищем? – спросил Кест.
– Уродливую скотину с седеющими короткими волосами. Просто иди на звук.
– Четвертый закон гласит, что детей нельзя обижать, – промычал голос. – Ребенок мал и глуп, он ничего не смыслит. Нельзя сажать ребенка в темницу. Нельзя налагать на ребенка штраф. Нельзя обижать ребенка. Четвертый закон гласит…
– Фалькио! – услышал я возглас Кеста; голова его вынырнула из прохода, он помахал рукой, чтобы привлечь мое внимание.
Вместе мы подошли к камере длиной в семь футов, отделенной от коридора толстыми железными прутьями от пола до потолка с вмонтированной в них маленькой дверью, через которую можно было войти в камеру. Внутри находился человек, прикованный цепями к стене. Бледный, рябой, с маленькими глазками и толстыми губами. Он не мог сесть, так как руки были прикованы слишком высоко. Я вспомнил эти руки, толстые пальцы, жесткие костяшки, которые столько раз меня били, что, наверное, давно утратили чувствительность. На протяжении многих часов эти руки метелили меня в кровь, день за днем, пока я находился в узилище Джилларда, но они же подняли меня с пола и вывели по коридорам и лестницам темницы наружу. Этот человек, имени которого я не знал, был моим палачом и освободителем. Я называл его Уфом.
– Пятый закон гласит… Чертова преисподня! Что гласит пятый закон? Ладно-ладно. Первый закон. Первый закон гласит, что все люди свободны. Если человек не свободен,
– Уф! – позвал я и удивился тому, что голос мой задрожал.
Он поднял голову, и взгляд его стал осмысленным.
– Кто ты? Ты пришел, чтобы снова избить меня? Ладно-ладно. Заходи, бей меня, обломай об меня руки, чертова баба.
– Уф, это я, Фалькио.
Он снова пригляделся.
– Какой Фалькио? – Затем взгляд его скользнул по моему плащу. – Плащеносец? Чертов плащеносец, а? Ты опять тут, чертов болван? Крутой парень, крутой, как чертова обезумевшая лошадь. Я разрушил свою жизнь ради тебя, а ты, придурок, снова сюда вернулся? Да лучше бы я чертову лошадь выпустил.
– Я свободен, Уф, смотри! – Я показал ему руки, чтобы он понял, что на мне нет оков. – Я не узник, но почему, черт побери, тебя сюда посадили?
– Поймали меня чертовы рыцари, привели сюда. Наверное, закон такой: палачу нельзя выпускать болвана-плащеносца. Как первый королевский закон, только наоборот, а? – Он хрипло хохотнул.
– Фалькио, кто-то идет, – предупредил Кест.
Я поглядел на Уфа, прикованного к стене. Его маленькие глазки не отрываясь смотрели на меня.
– Я вернусь, – пообещал я, – и вытащу тебя отсюда, клянусь.
– Клянешься? Чертов плащеносец. Ты обещаешь. Дерьмо… Всё дерьмо. Вернешься или не вернешься – все равно. Просто…
– Что?
– Расскажи мне пятый королевский закон. Я забываю. Всё время забываю.
Я схватился за прутья его клетки. Уф слышал, как я повторял законы снова и снова, пока находился в заключении. Королевские законы помогли мне не потерять рассудок во время пыток, и те же самые законы, вопреки здравому смыслу, изменили его сердце.
– Пятый закон гласит, что нельзя наказывать человека, не доказав сперва его вины, – тихо произнес я, а потом добавил чуть громче: – Никого нельзя пытать.
Уф улыбнулся.
– A-а, да. Пятый закон – никаких пыток. Теперь я запомню. Смешно, что этот я всё время забываю, а?
– Я вернусь, – пообещал я.
– Хорошо-хорошо, ты вернешься. Глупый чертов крутой плащеносец. В цепях, поди, вернешься?
Мы с Кестом бросились назад и обнаружили, что остальные ждут нас в конце главного коридора.
– Знакомых встретили? – ухмыльнулся Шивалль.
Мне хотелось избить его до полусмерти, но я не мог отвлекаться на его жестокость, как и на прочие глупости, стоявшие между мной и тем, кто сотворил весь этот хаос.
– Просто отведите нас к двери, – сказал я.
Шивалль проводил нас по маленькому коридору, который протянулся не более чем на сто шагов и заканчивался черной стальной дверью. В толщину она, может, и была два фута, но в высоту не превышала человеческого роста: Пэррику пришлось бы пригнуться, чтобы через нее пройти. Наверное, дверь весила не меньше тонны. На расстоянии фута от верха на ней имелись три прорези, примерно шесть дюймов в высоту и два в ширину. Я заглянул сквозь них и увидел грубо вытесанную лестницу, ведущую в глубины второго этажа. Также я обратил внимание на невероятную толщину самой двери: выломать ее было не легче, чем поднять весь дворец в воздух.